Старые дачи: Воспоминания
Содержание:
Н. Г. Рудина. Отрывок из воспоминаний: «От Сестрорецка до Челябинска. 1930-е, 1941-1943.» СПб, 2016
Дачный сезон в Ленинграде начинался обычно в начале июня. Летом город заметно пустел, особенно мало было на улице детей. Свои загородные дома имели тогда очень немногие ленинградцы, однако все, у кого были возможности, стремились на летние месяцы из города уехать.
|
Георгий Анисимович Рудин с дочерью Наташей |
|
Софья Исаевна Рудина с дочерью Наташей |
Кончались занятия в школах, закрывались «очаги» (так тогда назывались детские садики). Впрочем, многие из них продолжали функционировать и летом. Если за ними было закреплено помещение, они вывозили своих питомцев за город. Ребята школьного возраста отправлялись в летние пионерские лагеря – путевки были недорогими, а в некоторых случаях представлялись и вовсе бесплатно. Лагеря относились к предприятиям, где работали родители, или находились в ведении Отделов народного образования и различных городских учреждений. Недели за две-три до открытия летних садиков родителей просили принять участие в подготовке к приему детей – помочь в ремонте, уборке и т. п. Что же касается детей «неорганизованных», то их старались отправлять к родственникам, бабушкам, дедушкам, в деревню, - одним словом, подальше от большого города. Но, пожалуй, бОльшая часть «неорганизованных» выезжали с семьями на близлежащие дачи – родители в соответствии со своими возможностями и бюджетом снимали жилье у местных жителей.
В 30-е гг. ХХ века сохранилось еще много дореволюционных построек, среди них и дачи с оригинальной «курортной» архитектурой, - замысловатыми башенками и террасами, украшенными пестрыми яркими стеклами, при этом с обязательной цветочной клумбой перед домом и гамаком в саду. Бывшим владельцам дома эти уже не принадлежали. Судьба их сложилась так же, как у городских особняков и большинства городских квартир: они были национализированы, они переходили в собственность государства, убранство их исчезло. Дома и большие квартиры становились просто «жилплощадью», которую делили на несколько комнат или «комнатёнок» с общей кухней, захламленным коридором, одним туалетом, часто без ванной, которую тоже превращали в «жилплощадь». Летом из коммуналок городских, в которых жило большинство населения, ленинградцы переезжали в коммуналки дачные, в которых уже вообще не было не только туалета и ванны, но и водопровода.
Для жителей пригородов сдача в наём являлась ежегодным летним подспорьем к бюджету, поэтому охотно сдавались комнатушки, сарайчики, антресоли и даже просто огороженные занавеской части коридоров. Съемщиками таких уголков бывали обычно молодые люди – студенты, начинающие специалисты и т. п. публика, которой ее скромные доходы позволяли таким образом побыть какое-то время поближе к природе. Впрочем, сама возможность близости к природе была весьма ограничена законом. Привлекали те дачные места, которые были доступны без пропуска: Вырица, Сиверская, Луга и немногие другие. Большинство же дачников тяготело в первую очередь к сестрорецкому направлению: привлекала близость к городу, частые поезда, Финский залив, большое озеро Разлив, сосновые леса. Как бы столицей дачной зоны был Сестрорецк. Доехать в этом направлении без пропуска можно было только до Белоострова, дальше по реке Сестра – граница, отделявшая Ленинград от Карельского перешейка. В самом Сестрорецке протяженность прекрасных пляжей была тоже ограничена пограничными заставами. Ночью побережье просматривалось прожекторами. Окружен пограничными постами был старый, посаженный еще Петром, парк «Дубки».
Самым фешенебельным местом в Сестрорецке был примыкающий к городу «Сестрорецкий курорт». В парке на берегу залива с дореволюционных времен здесь располагался и ныне существующий санаторий с ваннами, грязями и прочим курортным лечением. На открытой эстраде выступали профессиональные артисты, устраивались концерты, была танцплощадка, здесь собиралась нарядно одетая пуьлика, царил приподнятый «курортный» настрой.
Что касается повседневной сестрорецкой жизни, то она во многом оставалась верной старым традициям. И взрослые, и дети увлекались играми в крокет, в городки, в серсо (ловля кольца на вытянутую вперед стрелу), был популярен также волейбол и запуск бумажных «змеев». Наиболее «аристократическая» публика посещала теннисные корты. Ребятня отдавала предпочтение игре в лапту, в «круговую» лапту», в штандер – ныне забытую игру с маленьким мячом.
Вечерами на улицах слышна была музыка – патефон был почти на каждой даче, вместе с заигранными пластинками его приносили даже на пляж и снова и снова слушали любимых эстрадных исполнителей, танцевали фокстроты, танго, румбу. На некоторых дачаз развлекались домашними спектаклями, своими руками мастерили декорации, придумывали костюмы, а иногда и собственный текст. Спектакль разыгрывался на открытом воздухе, в саду, возраст зрителей не ограничивался, вход был бесплатным, а благодарность и успех у зрителей почти наверняка гарантированы.
До автомобильных пробок было еще очень далеко, а вот профессиональные извозчики по-прежнему существовали. На центральной улице Сестрорецка часто можно было видеть пролётку с открытым верхом: ее седока (остренькая бородка, белая панамка) все узнавали: это ехал к очередному своему пациенту известный детский доктор. Другая запомнившаяся картинка на этой же улице – торговля мороженым. Мороженщик всегда был окружен детьми, которые с интересом следили за его работой – своего рода «священнодействием». В глубокий бидон опускалась на длинной ручке специальная ложка, зачерпывалось мороженое – белое, розовое, шоколадное – (в зависимости от размера 20-40-60 коп.), а дальше наступал «главный», самый «волнующий» момент. Порция укладывалась между двумя вафлями, на каждой из которых было выбито какое-нибудь имя, что и подогревало «остроту» ситуации. Счастливчику везло: наибольшей удачей было совпадение имени на вафле с твоим собственным.
Неподалеку отсюда был вокзал. В ожидании вечерних поездов из Ленинграда на платформе большая толпа: встречали отцов семейств, родственников, друзей. Обычно замученные спешкой (не опоздать бы к поезду!), усталостью после работы, теснотой и духотой вагона, вываливались пассажиры, нагруженные «авоськами» с продуктами, подарками, разной утварью, игрушками – это были ровно те же «труженики дачи», которых за несколько десятков лет ранее блистательно описал Антон Павлович Чехов в водевиле «Трагик поневоле».
Как же не похожи на них те, что заполнили пригородные поезда в послевоенные годы! Река Сестра перестала служить пограничным барьером. Оллила, Куоккала, Терийоки, райвола – финские селения, названия которых звучали, как музыка – это теперь «платформы» Солнечное, Репино, Зеленогорск, они оказались рядом, а места пассажиров с авоськами заняли в пригородных поездах люди самого разного возраста с рюкзаками, палатками, лыжами, спальниками, спиннингами. Леса и озера Карельского перешейка крепко им полюбились! Но это все же потом… хотя фактически между этими столь разными периодами истории прошло совсем немного лет!
Встречавшие на вокзале, обычно подтянутые и даже нарядные, возвращались домой часто понурые, а дети - даже со слезами: «Ждали, ждали, а он не приехал!» Дело в том, что сейчас любому первоклашке даже представить себе трудно, сколько препятствий было на пути к телефонной трубке. Телефонная станция располагалась в тесном помещении, где было всегда полно народу. Заняв место в очереди, нужно было передать заказ телефонистке, а затем ждать, когда освободится линия или кабина (их было, кажется, всего две). Иногда, если предыдущий разговор был долгим, ожидание могло растянуться и на час, и на два. Для дачников это был единственный способ связи со своими близкими… Вот и расстраивались те, кому не удалось встретиться.
Описанный выше в некоторых своих чертах Сестрорецк запомнился мне хорошо, не только в силу цепкой детской памяти, но и потому, что именно там, у одних и тех же хозяев, в течение нескольких лет снимали дачу мои родители. Традиция была сломана весной 1939 года, когда папин друг и шеф профессор Н. Н. Качалов уговорил поехать с ним на озеро Селигер в Тверской (тогда Калининской) области. […] После Селигера Сестрорецк уже не манил, а найти что-нибудь аналогичное для отдыха поблизости не удавалось».
* * *
Георгий Анисимович Рудин (1894-1942), специалист по стекольной промышленности, доцент кафедры стекла Ленинградского химико-технологического института им. Ленсовета, заместитель заведующего кафедрой проф. Н. Н. Качалова. Наталья Георгиевна Рудина, канд. филолог. н.
Воспоминания Н. Г. Рудиной любезно предоставлены ее дочерью, М. Я. Любарской.