|
|
Engman,ss.658-663
© Engman, Max.Raja:Karjalankannas 1918-1920.-
WSOY:Helsinki, 2007.
© Перевод А. К. Молчанова, 2009 г.
Жизнь на границе многообразна, многообразны и должностные обязанности пограничного коменданта. По поручению министра иностранных дел, Хейнрикс приступил [к своим обязанностям] в октябре 1920 г., разыскивая библиотеку руководителя кадетов и министра иностранных дел Временного правительства Павла Милюкова. Наибольший успех ждал его в Мустариика, расположенном между Яппиля и Ино в районе хлебного амбара жившей там семьи Рейша (Reisch). Семья заботилась о библиотеке, которую Милюков с началом войны поместил на сохранение к немецким колонистам на случай возможной высадки немцев. Но во время войны Рейши были интернированы сначала в Кронштадт, а оттуда в Сибирь. Они получили разрешение вернуться только в 1917 г. Милюков подарил свою библиотеку Стэнфордскому университету, представитель которого, проф. Ф.А.Голльдер прибыл в Финляндию с рекомендацией продуктового короля изучать положение с продовольствием в Финляндии. Голльдер посетил Терийоки с согласия Хенрикса для упаковки библиотеки.
Напряженность [этих] лет обусловила и то, что по-правде нельзя объяснить иначе, как манией преследования. В начале 1919 г. «Карьяла» писала, что еврей Бронштейн, предположительно брат главнокомандующего большевистской армии [Троцкого, прим.ред.] живет в Муола. Местные власти тщетно требовали его переселения подальше от границы. «Выборгс Нюхетер» ужасалась тому, что ничего не происходило, «и ближайший родственник главнокомандующего русской большевистской армией и второго человека во всем большевистском движении русских спокойно живет на своей даче, тогда как Финляндия, как говорят, в состоянии войны с большевистской Россией». «Хельсингин бладет» получил от властей сообщение, что это имеет место, что надо считать «большим скандалом, как и то, что Бронштейн вообще смог прибыть в Финляндию по разрешению чиновников.» Газеты требовали выяснения «таинственной истории»; они требовали сообщить читателям, что центральная сыскная полиция дала ленсману Муола приказ задержать Бронштейна.
«Дагенс Пресс» выяснила, что Бронштейн и два других еврея владели в Перкъярви кирпичным производством и относящимся к нему земельным участком. Бронштейн безусловно отрицал, что он брат Троцкого и имеет какую-либо связь с Советской Россией. Он стал вызывать в суд газету «Карьяла»за распространение ложных сведений. Как губернатор, так и пограничный комендант допросили Бронштейна, который оба раза был освобожден и всё время был на свободе. Всё же «Хельсингин бладет» еще более сомневалась. «Прошел слух, что и сам Троцкий мог бы владеть землями в Перкъярви.» Всё же об этом пока не было никаких сведений. Скоро всё же было установлено, что этот человек никогда не был братом Троцкого.
На следующий день «Хельсингин бладет» поведала, что комиссар Шкловский (Sklovski) побывал в Хельсинки, даже пробыв пару недель в городе. «Три лица, занимающие значительные положения видели и узнали его.» К тому же утверждалось, что несколько других большевицких комиссаров еврейского происхождения находятся в стране. Наблюдение, конечно, было более чем достаточно эффективно, и газета подчеркивала: «достаточность внимательных наблюдений за евреями, прибывающими из разных частей страны». В феврале же распространились подробные, но совершенно необоснованные описания того, как полицейский застрелил О.В.Куусинена на льду возле Уусикарлебю при его попытке перейти в Швецию.
Из происходившего на границе большом количестве скандалов начале марта 1920 г. обнаружилось в многочисленные злоупотребления в ведении продовольствием Американского Красного Креста. На основании заявлений Американского Красного Креста и в связи с большим количеством дел о контрабанде розыскной отдел Руату установил, что окружной представитель Ингерманландского комитета беженцев и известный контрабандист «Микко-Гуляш» (Микко Екимов) не только воровал со склада и транспорта, занижал порции беженцев и продавал продукты Американского Красного Креста в Финляндию, он еще и доставляли большие количества пшеничной муки в Россию. У Комитета беженцев, как и у Ингерманландского попечительского комитета учет был особенно небрежным.
Когда Американский Красный Крест - «в современном мире крупнейшая благотворительная организация» - начал свою работу в Финляндии, подчеркивал Хакцелль в июне 1920 г. как организация, в отличие от многих других организаций Красного Креста, действующая довольно независимо от военных властей из чисто филантропических побуждений и на добровольной помощи. Она не имела намерения расширять свою работу в странах вроде Финляндии, в которой военные потери были меньше, но бедственное положение российских беженцев стало основанием для деятельности, которую вёл майор Робинсон Смит. Смит прибыл в январе 1920 г., чтобы взяться за совместную деятельность вместе с Российским Красным Крестом. Ибо «в их ведении были довольно крупные запасы продовольствия, собранные в своё время видными американцами для армии Юденича и Петрограда, которые лишь отчасти были оплачены и поэтому Американский Красный Крест сохранил право контроля над ними ». В начале февраля в Выборге был создан комитет для помощи беженцам от Российской революции независимо от их национальности. Пособия, прежде всего с американских складов, выделялись прежде всего тем русским, финнам, ингерманландцам и олончанам, которые в своё время получали средства к существованию в России. Председателем комитета был проф. Герман Зайдлер (Zeidler), член ЦК Российского Красного Креста, он работал в контроле Американского консульства в Выборге. В августе 1919 г. Зайдлер получил разрешение организовать отделение Красного Креста в Финляндии, прежде всего, имея в виду действия на Эстонском фронте, отправил туда персонал и предметы первой необходимости.
Координация различных организаций Красного Креста была слабой, и финны относились недоверчиво к Российскому Красному Кресту. Американцы отказались иметь дело c Российским Красным Крестом и стали распределять субсидии через своих доверенных людей. Склады и центры организации находились в Выборге, центры распределения помощи - в Восточной Финляндии и в Хельсинки. Кроме того, что около 21 000 человек была выделена продуктовая помощь, одежду и обувь получили от комиссии около 20 000 человек детям летней колонии (для отдыха малоимущих горожан) Выборга.
Мировое сообщество получало сведения о положении на другой стороне восточной границы из рассказов возвращающихся домой соотечественников. Со временем отчёты становились всё более сенсационными. Двое бежавших их Петрограда англичан в феврале 1919 г. рассказывали, что везде зарезали собак и кошек, и что цена на их мясо постоянно росла. «Г-н Т.» рассказывал в 1920 г. об «ужасающей нищете Совдепии» и что холод и голод собирали десятки тысяч жертв в Петрограде. Непрерывно происходили домашние обыски, но в остальном Петроград стал безопасным городом, т.к. «стало безопасно ходить по улицам, даже по ночам.»
«Причиной этого, почти наверняка, как ни странно это слышать, было то, что профессиональным преступникам больше не надо было пачкать рук. Они почти все стали комиссарами, и были теперь более чем хорошо обеспечены».
Поскольку профессионалов не стало, развелось много любителей. Беженцы-шведы рассказывали, что милиция бессильна против бандитов, которые ходили, одетые военными.
Газеты публиковали подобные описания с 1917 г. Различные точки зрения легко опровергаются как односторонние или недостоверные. Братья Ханс-Йохан и Кнут Хейкель прибыли в Финляндию летом 1919 г. Кнут 25 лет был музыкантом в Питере /Петербурге-Петрограде/, а Ханс-Йохан был государственным служащим с 1913 г. Последний утверждал, что государственная машина действовала нормально, и, участвуя во многих делах, хороших и плохих, главным образом «взяточничество и недобросовестность процветали, как и прежде». По мнению Хейкелей, у большевиков не было планов нападения на Финляндию, только красные финны шумели и агитировали [за это]. Он был уверен, что белая Россия могла бы подавить красных, это было достижимо лишь посредством продолжительной голодной блокады и помощи извне. «Хельсингин Бладет» опровергала положительные заявления, утверждая, что Хейкель был на оплачиваемой государством службе.
Голод относился к главным темам описаний, особенно описания Петрограда; один рассказчик утверждал, что сразу видна разница между изможденными беженцами из города на Неве и вполне благополучными из Москвы. «Если Петроград вымер, то Москва густо населена» - утверждал один беженец. В 1920 г. утверждали, что лишь комиссары жили хорошо. Гуманитарные посылки, согласно бежавшему в апреле 1920 г. машинисту К.А.Хольму, были полезны только большевикам: «они доставлялись к охранявшемуся как раз англичанами Райайоки, и тогда большевики принимали их на своё попечение и доставляли их в коммунистические детские воспитательные учреждения.» К тому же, на границе случалось, что красные финны крали бoльшую часть посылок - Кокко всё же арестовал нескольких, но это мало помогало. Некоторые беженцы-шведы утверждали, что охранявшие границу красные финны были особенно усердны в конфискациях у пассажиров вещей. Другие очевидцы были того мнения, что в 1920 г. положение с продовольствием было лучше, чем в прошлые годы, на Сенной площади было даже много продовольствия. Тот, у кого были деньги, могли купить почти всё, что угодно. Беспокоили другие проблемы: «то, на что бежавшие жаловались больше всего - это зимний холод, недостаток воды и мыла, и ужасающая грязь». Очистка уборных и другое поддержание чистоты происходили по воскресеньям, а отходы вывозились по улицам к Невскому, где они сваливались кучей к рельсам трамвая дожидаться вывозки. С валами грязи улицы представляли собой весьма прискорбное зрелище.
В 1920 г. картина полной ветхости и разрухи в какой-то мере изменилась [к лучшему], хотя, в частности, беженцы-шведы описывали всю Советскую Россию как «сплошной хаос», в котором лишь взятки помогали. Единственным противовесом была «хорошо организованная система террора». Беженцы-финны говорила также о «всё более разрушающейся Стране Советов» и о растущей неприязни к комиссарам, согласно одному из беженцев, Россия развратилась на многие годы. Транспортная система была в катастрофическом состоянии, и у большевиков были трудности с получением рабочей силы, хотя и была возвращена прежняя дисциплина, как на производстве, так и в армии. Из 20 000 паровозов только 5 000 было в рабочем состоянии, а производство, как и ремонт удавалось вести медленнее, чем прежде. Все люди крутились, покупали и продавали. Привлекало внимание, что «российская интеллигенция меняет ориентировку» и поступает на службу к большевикам, что яснее всего проявлялось в отношении к войне с Польшей, «которую сейчас всё более и более считают гражданской». Согласно некоторым беженцам, отношение к войне против Польши и Врангеля оставляло желать много лучшего. Солдаты прибегали ко всяческим способам симуляции. Вернувшийся в 1920 г. финн утверждал, что солдаты давали вшам, взятым от заболевшим тифом кусать себя и на 2 месяца избавлялись от фронтовой службы. Поэтому о вшах тифозных хорошо заботились, и они становились товаром, который продавался на рынках и железнодорожных станциях. При торговле вшами цены менялись, смотря по спросу и предложению: «Но, так как у всех рюссей, не обходится без обмана даже в этой торговле и подделке, то, часто бывает, и совершенно здоровые вши продаются за тифозных».
Engman,ss.658-663
© Engman, Max.Raja:Karjalankannas 1918-1920.-
WSOY:Helsinki, 2007.
© Перевод А. К. Молчанова, 2009 г.
Последние комментарии: