СПОРТ В ЗЕЛЕНОГОРСКЕ - ТЕМА ОСОБАЯ

Особая она прежде всего потому, что все начиналось практически на пустом месте. Город разрушен, многие дома сожжены, подобие стадиона на Красноармейской поросло чертополохом. С чего начинать, едва ли кто тогда знал.

Я не знаю, шли в райкоме партии на эту тему дискуссии, или ее обходили стороной, тем не менее, спорт в Зеленогорске появился и довольно быстро стал набирать обороты. Все началось с ДПШ - с Дома пионеров и школьников или, как мы тогда в шутку называли его "домом подрастающей шпаны". И размещался он не на проспекте Ленина, как говорят о том некоторые местные летописцы, а на пересечении улиц Кавалерийской и Комендантской, в двухэтажном деревянном домике, рядом со стадионом и трибунами, которые довольно быстро соорудили местные строители. С одной стороны домик ДПШ, с другой-пожарная команда.

Кстати, Териокские пожарники вложили немало сил в благоустройство этого стадиона. Первым директором ДПШ был Владимир Ильич Оссовский - бывший начальник штаба 120-го истребительного батальона. Перед войной он руководил отделом кинофикации, который обслуживал Териоки и прилегающие к нему поселки. На новом для него поприше ему удалось сделать, на мой взгляд, очень много. Вскоре появились в живописных окрестностях города пионерские лагеря, в каждом лагере свои спортивные команды: футбольная, волейбольная, баскетбольная. В ДПШ появился график игр и турнирная таблица. Спортивная жизнь закипела, забила ключом. Пригласили из Питера неплохого футбольного тренера, его сын великолепно справлялся с ролью центрального нападающего, на воротах стоял Толик Митрофанов (жив-ли он?).

На следующий сезон сколотили вторую сборную ДПШ. Сражались "до потери пульса". Команды пионерлагеря завода "Двигатель" и завода "Севкабель" каждое лето были основными конкурентами в борьбе за награды. А рядом, на спортивных площадках, с утра до темна сражались команды волейболистов и баскетболистов, под окнами ДПШ гоняли свой шарик "настольщики". Словом, спортивная жизнь в городе набирала обороты. Помнится мы сколотили неплохую волейбольную команду и каждое лето совершали вояжи по домам отдыха. Сражались с волейболистами "Энергетика", "Морского прибоя", с командой университетских студентов, сходились в "схватке" с морячками из дома отдыха ВМС, А баскетболисты, одолев "местных", мотались на электричке в Лесотехническую академию на Ланскую, И там на замечательных спортивных площадках мерялись силами с питерскими студентами.

Зимой, нужно отдать должное нашим пожарным, с наступлением стабильных морозов, они, на футбольном поле заливали каток. Заливали каток и непременно проводили его освещение. Молодежь валила гурьбой. Под Новый год в центре катка ставили елку. С игрушками было туго, елку обвешивали лампочками. Пьянства не было, драк и междуусобиц тоже. За порядком следили сами.

О лыжах и лыжниках можно говорить бесконечно. Я не могу вспомнить: были ли из Зеленогорских мастера спорта (в то время), но то что было очень много разрядников - это могу утверждать с уверенностью. В школу на лыжах, из школы на лыжах, в выходные и особенно на каникулах - на Пухтолову гору или - на Стрельбище. Кто поотчаяннее - мотался либо в Кавголово на трамплин, либо поближе - на трамплин в Парголово. Словом, спорт и жители Зеленогорска в наше уже далекое время были, можно смело сказать - близнецами-братьями.

БЫЛИ КОГДА-ТО И МЫ РЫСАКАМИ

Если кому-то из нынешней молодежи вдруг покажется, что мы, в те далекие пятидесятые только тем и занимались, что клялись в верности партийному курсу, мусолили лозунги и потели над "моральным кодексом строителя коммунизма", вынужден буду такого разочаровать.

В наше послевоенное время (нелегкое, следует напомнить), молодняк потянуло ко всем радостям жизни. Другое дело, что в отличие от времен нынешних, тогда перечень радостей был , увы - более чем скромным, и, тем не менее, мы не морили себя дремучей тоской. Когда школьные вечера поднадоели нам своей однаобразностью и жестким контролем учителей-"наставников", мы перебрались на природу.

Довольно большая компания молодежи собиралась в районе дома отдыха "Энергетик", кстати, одного из первых в послевоенных Териоках, и теплые летние вечера проводила под музыку доморощенных музыкантов. Борис Стародубов виртуозно играл на аккордионе, Иван Шувалов виртуозничал на скрипке, Толик Хрящ неистово стучал в бубен. Собравшиеся молодая публика была в восторге и под разухабистую музыку выписовала ногами замысловатые вензеля. В плохую погоду собирались под крышей дома отдыха. Но там, признаться, было довольно скучновато, массовик-затейник развлекал присутствующих двумя притопами, тремя прихлопами, от которых сводило скулы. Днем, конечно же, "Золотой пляж", с непременными волейбольными схватками. У кого водились деньжата, вечерком наведывались в "Жемчужину". Там под музыку старого рояля, отбивали фокстроты и знакомились напропалую.

На Гаванной жил замечательный парнишка - Олежка Южаков, большой любитель театра. Летом, во дворе дома, над ширмой из простыни, его кукольные человечки напоминали нам о сказках Андерсона. Олег играл на гармошке, неплохо пел и исполнял все роли в своем домашнем театре.

Новгород. Собрались в три дня, на четвертый, ранним летним утром сорок человек отправились в путь. К лету 52-го у многих появились свои велосипеды. В тот же год чью-то светлую голову посетила блестящая идея: совершить велосипедный вояж в старинный город. Три дня пути и мы на берегах седого Волхова. Остановились палатками возле Ярослава дворища на правом берегу реки. Выспались, на скорую руку перекусили, и в Кремль, на экскурсию. Новгород жестоко пострадал в прошедшей войне, следы боев за город были видны повсюду, и тем не менее удовольствие получили неописуемое. Целый день провели на Озере Ильмень и, сразу вспомнили "и вот Садко спускается в пучину вод морских...". Вернулись через неделю, но под впечатлением ходили не один месяц.

Следующим летом, почти в том же составе, отправились в велосипедный вояж на берега Великой, в старый, седой Псков. Был замысел в августе махнуть на вело в Москву, но родители большинства участников с порога отмели эту затею.

Летом 53-го, довольно большой группой, разобрав велосипеды, отправились поездом в Крым. Остановились в Рыбачьем. И уже оттуда, собрав свои веломашины, отправились в веловояж по восточному Крыму. Генуэзская крепость, Судак, Феодосия, гора Митридат в Керчи... Удовольствие получили ни с чем несравнимое. Многие влюбились в полуостров, который однажды чилийский поэт Пабло Неруда назвал "орденом на планете Земля".

О ХОРОШЕМ И ВСПОМИНАТЬ ПРИЯТНО

Роясь в ворохе прожитых лет на память приходит и Братская ГЭС, и Красноярская, и далекие Саяны за селом Шушенское, и Дальний Восток, и Чукотка, словом, те точки на карте России, куда заносила беспокойная судьба инженера-монтажника. Но эти воспоминания не идут ни в какое сравнение с воспоминаниями о школе, об учителях, друзьях и событиях тех далеких-далеких лет. И хотя мне не довелось долго досаждать 445-ю школу своим присутствием, тем не менее, те два года, что я провел в ее новых стенах, врезались в память на всю оставшуюся жизнь.

Шестой (б) располагался на первом этаже справа от главного портала здания школы, с прекрасным видом на Финский залив. Учитель черчения Петр Васильевич (по нашему - Силыч), открывая дверь в класс, говорил: "Зайцев, Гусев, вон из класса!" Если это был конец апреля или месяц май, мы распахивали окно и лихо выскакивали на улицу, шли на залив и торчали на дамбе до окончания урока. Петр Силыч был старичок хмурый, на вид нелюдимый, но дело знал свое отменно.

Вторым "чудаком" в школе, конечно же, был историк Степан Федотыч Конюхов. В синей косоворотке, в черном потертом пиджаке, в офицерского покроя галифе и, конечно же, в доблеска начищенных хромовых сапогах. С длинной указкой в руке, он постоянно передвигался по классу и показывал нам указкой, как македонцы бросали дротики. В другой раз он вдруг прерывал тему и принимался рассказывать про Никона. Володька Авдеев, шутник и балагур, всякий раз, чтобы отвести угрозу вызова к доске, подначивал его просьбой - еще раз рассказать про Никона. Степан Федотыч прерывал тему и мусолил до конца урока Никона. Мы балдели и наслаждались.

Другим открытием для меня была учительница английского языка Елена Ивановна Левичева. Полная, среднего роста, этакая веселая пышечка. Набольшой перемене она направлялась в буфет, покупала десятка полтора пирожков и, появляясь в классе, ставила их на стол. К концу урока пирожки уплывали в ее желудок. Предмет знала свой неплохо и с большой охотой передавала нам свои знания, Английский язык в 445-й не был изгоем.

Петр Иванович - пан спортсмен, учитель физкультуры, работу свою знал, любил и развивал в нас любовь к спорту. Сколотил неплохую волейбольную команду и вскоре мы "били" всех своих соседей.

Елизавета Васильевна Морухова вела в нашем классе литературу и русский. Хорошая учительница, но хмурая и нелюдимая. Не чувствовалась контакта и тепла. Но дело свое знала отменно. Она привила нам любовь к слову и русской классической литературе. И на том спасибо.

Лидия Константиновна Бене уроков в школе не вела, она занималась ответственной работой - заведовала огромным хозяйством школы. Я благодарен ей прежде всего за то, что она чем могла помогала моей больной матери. Ее участвие в нелегкой жизни нашей семьи переоценить невозможно.

Евгения Федоровна Иванова - особый случай. Когда в 1948 году землятресение развалило туркментскую столицу Ашхабад, многие семьи переселили в Ленинградскую область. Евгения Федоровна с детьми и ее сестра Валентина Федоровна с сыновьями нашли приют в Зеленогорске. В 445-й школе она занялась школьной библиотекой, что тогда находилась на третьем этаже школы, рядом с актовым залом. Для жилья семье определили "скворечник" над библиотекой. Завязав дружбу с ее сыном, я частенько оставался на ночлег, на раскладушке, среди стеллажей книг, у подножия "скворечника". Позднее я узнал, что Ивановы получили большую комнату на проспекте Ленина, выменяли ее на Выборг и оставили Зеленогорск.

За три десятка лет, насколько мне известно, школа выпустила в жизнь около 2 тысяч юношей и девушек. Хорошая школа, приятные воспоминания.

ФИНСКИЙ ЗАЛИВ И ПЛЯЖ ЗОЛОТОЙ

Вы можете себе представить Петербург без Невы?.. А можете ли вы представить себе Южный берег Крыма без Черного моря?.. Зеленогорск без Финского залива - нонсенс, бред либо ненормального, либо человека, который никогда не бывал на Карельском перешейке. Зеленогорск и Финский залив неразделимы, как неразделим и... даже невозможен Финский залив без "Золотого пляжа".

Конечно, сегодня молодняку есть чем заняться. К услугам молодежи и клубы по интересам, и Интернет, о котором мы, не то что бы мечтать - предположить о появлении такового не могли, и вполне доступные автомобили, и вояжи за границу... Словом, нынешний "репертуар" намного шире и интереснее, нежели наш в то далекое послевоенное время. Поэтому неудивительно, что Финский залив и "Золотой пляж" были неразрывной частью нашей жизни.

"Золотой пляж" многих заставил посмотреть на себя со стороны. Однажды, в теплый солнечный денек на пляже появился Борис Стародубов, этакая смесь Ивана Поддубного с современным культуристом. Мощная грудь, налитые бицепсы и при всем при том - ломовая сила. Пацанва была в шоке. С того самого момента на железной дороге стали исчезать тяжелые диски-противовесы, которые держали в натянутом состоянии электро-провода питания привода электропоездов. Снимали парочку, тащили в дом, на стройке воровали ломы, насаживали на них диски и, таким образом, почти в каждом дворе появлялась штанга. У кого появлялись деньжата, торопились на Невский, в спортивный магазин "Динамо", приобретали гирю, пару гантелей и с этим грузом поспешали на Финляндский вокзал. С каждым годом число богатырей в Зеленогорске заметно увеличивалось. Следующим летом мы снова появлялись на пляже и показывали друг другу и отдыхающим свои бицепсы и трицепсы. Ленинградские девочки отныне нами не гнушались.

Вода в Финском заливе, конечно же, не черноморская: и цвет не тот и на пяток градусов температура пониже, но нас это нисколько не смущало. Едва на табличке возникала цифра 16, молодая публика бежала на дамбу и с последнего от нее камня ныряла в воду. От ленинградцев-дачников мы отличались тем, что почти все отменно плавали. В сотне метрах от границы пляжа, спортивный городок дома отдыха "Жилищник". И на волейбольной площадке, и на теннисных столах дома отдыха старались переиграть питерских. Марку Зеленогорска необходимо было из последних силенок остаивать. Патриотизм!

Яхт больших и даже маленьких в ту далекую пору, по известным причинам, в Зеленогорске не было, и, признаться, нам и в голову не приходило, что где-то там, далеко, бороздят воды белоснежные яхты. Мы радовались, когда нам доставалась обычная весельная лодка.

Володька Черняев с 7-го (б), одна дивчина с соседнего класса и я собрались на старенькой лодке "побороздить" по Финскому заливу. День был отменный, солнечный и ничто не предвещало непогоды. Мы с Володькой дружно гребли в четыре руки, подружка черпала ладошкой воду и весело смеялась. Ушли от берега довольно далеко и не заметили, как небо затащило черными тучами. Поднялся сильный ветер и начало штормить. Володька не справился с веслом и оно вместе с уключиной оказалось в воде. Шторм крепчал, хлынул дождь и отнюдь не теплый. Лодка наполнялась водой. Ни совка, ни ведерка в лодке не было. Чем бы закончилось наше морское "путешествие" не знаю, если бы не военный катер с Кронштадта. Моряки подняли нас на борт, сняли с нас мокроту, выдали старенькие не по росту сухие тельняшки и доставили на базу. Через пару часов, другим катером, переправили в Питер и сдали в отделение милиции. Молодой лейтинант, заполнив бумажки, отвез нас на Финляндский вокзал, посадил в электричку и помахал нам рукой. Через неделю родителям пришлось за неудачное путешествие горе-мореходов из своих скромных зарплат заплатить штраф.

Без Финского залива и "Золотого пляжа", не думаю, чтобы Зеленогорск был бы столь хорош и привлекателен. Впрочем, возможно я ошибаюсь.

ПО БОЛЬШОЙ ТЕРИЙОКСКОЙ ДОРОГЕ С ФОТОАПАРАТОМ АЛЕКСАНДРА БРАВО

Память - вещь необычайно длинная. Но чтобы что-то нужное из нее извлечь, необходимо уцепиться за хвост какого-нибудь факта. Для меня сим фактом послужили фотографии Александра Браво^(*). Глянул на фото, напряг память и из ее глубины выползает какой-нибудь интересный случай.

Я бы, наверное, никогда не вспомнил о своих "печатных" делах в Зеленогорской типографии, если бы не фото этого старенького домика. К несчастью фотоаппарат мастера не обнаружил домика напротив, в котором, за копейки кормили нас терпимой похлебкой.

Вслед за типографией - фото "мясного магазина Сейлонена" и рядом - слово"бесхозный". Но едва ли кто знает, что в наше дремучее время в этом "бесхозном" домике располагался на двух этажах скромный, по нынешним меркам, универмаг, в котором, вашему покорному слуге и автору этих строк, посчастливилось урвать первый послевоенный костюмчик за смехотворную по нынешним временам цену. А вдогонку к костюму - белые парусиновые туфли, которым яркость придавал зубной порошок. А вот, напротив бывшего универмага, бывший базарчик, в котором сразу после войны тон задавали братья Субботины. А посему и прозвище он носил: субботинский рынок. А примечателен он был еще и тем, что в его глубине был маленький шинок, в котором водку продавали на разлив по смехотворно малым ценам.

А вот и Терийокская кирха (прежде и сегодня). Недостает третьей, промежуточной фотографии, на которой кинотеатр "Победа" выглядел бы без башни. Кстати, с "Победой" уйма воспоминаний. По будням фильмы шли в 17 и 19 вечера. Шустрое зеленогорское пацанье считало за шик проникнуть бесплатно в зал и пятый раз посмотреть интересную картину. Когда после первого сеанса публика покидала зал (в сторону проспекта Ленина) мы через толпу прошмыгивали по лестнице на балкон, прятались за фанерные щиты-афиши, а когда зажигался экран, безбоязненно выползали к балконному барьеру. Но и это еще не все наши чудачества. После просмотра индийского "Бродяги" Раджа Капура, пацанье, выходя из зала, орало на весь проспект:"Абарая а-а-аа, никто нигде не ждет меня..." И взрослые и дети от индийских фильмов в наше время балдели. Американский "Тарзан" - особый случай. Во-первых, всем школьным девчонкам мы подвесили кликуху "Чита". Так Тарзан называл свою обезьяну. Ну а во-вторых, на манер Тарзана , мы стали пользоваться самодельным шестом, что бы с его помощью перемахнуть чужой забор, и набить яблоками карманы. Если бы тогда в олимпийской программе были шестовики, уверяю вас: Зеленогорск прославился бы на века своими достижениями.

А вот, наконец, и "гайка" - палочка-выручалочка всякого, кто поспешал на танцплощадку в ЗПКиО, но не успел (или не смог) поднять до нужного предела "жизненный тонус". К услугам таковых, за мизерную наценку, всегда в запасниках имелось горичительное.

Дальше, через центральную аллею парка к зеленогорской бухте. И снова в памяти эпизод. Схватив за руки и за ноги зануду сынка Павловцева, швырнули его с дамбы в бухту, но перепугавшись, что он отправиться на корм рыбам, один за другим, в одежде бросились выручать бедолагу.

А вот и Театральная улица, в красивом домике на которой папаша Павловцев командовал исполнительным комитетом разрушенного войной города...

А вот и двухэтажный домик напротив исполкома, На втором этаже которого жила всеми нами уважаемая пожирательница булочек, замечательная Елена Ивановна Левичева - преподователь английского языка, которая уверяла меня, что Диккенса из меня не выйдет.

А вот и "Бель Вю", в котором зимой сорок пятого остановилось воинское подразделение и которое брательник ночью облегчил на продукты питания. И вот, наконец, бывшая "русская школа", которая была таковой до 1939 года и которая послужила нам первым пристанищем после возвращения из финского концлагеря "Миэхиккеля".

И, наконец, через 200 с небольшим метров "магазин Пошехонова", на втором этаже которого в наше замечательное послевоенное время располагался "командный пункт", который занимался поисками провианта и одежки для населения будущего замечательного курорта с благозвучным именем ЗЕЛЕНОГОРСК.

^(*) - Речь идет о "Виртуальной экскурсии по Зеленогорску/Терийоки" с фотографиями А. Браво и В. Котляра (прим. ред.).

И КОЕ-ЧТО О ДАЧНИКАХ

Было бы несправедливо вспоминать и рассказывать о первых открывшихся после войны домах отдыха, о первых радостях открытия пионерских лагерей и, совсем ни словом не обмолвиться о первых послевоенных дачниках. И было их в приснопамятном сорок шестом не так уж и много, но они были, они появились и, даже заявили о себе.

Однажды Аркадий Райкин в театре миниатюр удачно пошутил: раньше, сказал замечательный артист, были волшебники и маги - сегодня на смену им пришли завМАГИ. Первыми, кто осчастливил "аборигенов" Терийок, были работники Советского прилавка. Завмаги, завотделами, завбазами и складами, словом, все те, через чьи руки проходил дефицитный товар и, часто, не добираясь до прилавка, попадал в руки покупателя, как тогда говорили: из под полы и с солидной наценкой.

На нашей улице и на соседней Кавалерийской из шестнадцати счастливых послевоенных дачников, тринадцать принадлежали к "привилегированной" касте - работников Советской торговли. В наш ветхий домишко, что на Фабричной улице, заселилась семья директора продовольственного магазина с Петроградской стороны. Мать, переселяясь в сарайчик, сырой и холодный, сама себя успокаивала: приплатят немножко деньжат, да даст Бог, чего-нибудь перепадет из продуктов.

Мой приятель из дачников, Витя, по кличке Шехтель, приехал в Терийоки, с младшим братом по отцу и мачехой Анной Львовной, женщиной вдорной и заносчивой. Она ненавидела пасынка и всячески старалась его уколоть. Витя-Шехтель в долгу не оставался и прямо ей в глаза говорил: "Отец проворуется, загремит на нары, а тебя я выставлю за дверь из своей и отцовской квартиры." Три лета подряд они приезжали на дачу в один и тот же дом на Фабричной, на четвертое лето вышла осечка. Отец подзалетел на левой торговле, получил срок и загремел на нары. Нашим дачником повезло. Директор продовольственного магазина был крайне осторожным человеком и, прежде чем провернуть какое-нибудь дельце, заручался поддержкой тех, кто мог ненароком отправить его на тюремные нары. Но его семейка вела себя почти по-барски. "Мальчик, принеси воды... Мальчик, сбегай за молоком... Мальчик, вымой полы." На следующий год, к двери дома присобачил надпись: "Барыгам и торгашам дача не сдается."

С 1951 года ситуация с контингентом дачников стала меняться. Пошли первые электропоезда и в Зеленогорск зачастили работники умственного труда. Преподаватели военных академий, других Высших учебных заведений, сотрудники НИИ. Словом, атмосфера поменялась кардинально. Монополия торговцев постепенно таяла и вскоре курортный городок под Питером стал более привлекательным. В ЗПКиО построили летний театр, зачастили известные питерские артисты, да и не только питерские. Однажды своей виртуозной игрой отдыхающих и местных порадовал сам Эдди Рознер. Словом, дачный городок заметно менялся и приобретал все более цивилизованные формы и очертания. Сегодня, хочется в то верить, наплыв новых хозяев российской жизни ни в коей мере не напоминает тех, о ком, посмеиваясь над ними, говорил Аркадий Райкин.

КОЛЛЕГИ

В списке учеников 7-б класса значилось 29 человек, и среди них двое Гусевых. И оба - Евгении. Один - высокий, тощий и остряк-самоучка. Второй хмурый - ниже ростом, малость поплотнее и с острым проникающим взглядом, как у Кашпировского.

Второй Женька обладал редким талантом художника-сатирика. Несколько штрихов карандашом и ваше лицо или тулово на листке бумаги. Причем, непременно с привкусом карикатуры. Ученики нашего класса с одной стороны уважали его за сей искрометный талант, с другой - на него злились, когда он кому-нибудь не угождал своим рисунком.

В его самодельном альбоме находилось место и нашим замечательным учителям. Степан Федотович Конюхов - непременно с копьем-указкой, иногда на коне, как Дон Кихот. Елена Ивановна Левичева - непременно с кульком булочек. Герман Михайлович Рождественский - всегда с линейкой, которой воспитывал нерадивых болтунов. Нашлось в альбоме место и Андрею Сергеевичу Шаркову – директору школы. Несколько рисунков наш доморощенный сатирикон посвятил завучу Нине Дмитриевне. К некоторым его рисункам я смастерил четверостишья. Словом, тандем получился почти идеальный.

Однажды я подкинул компаньону заманчивую мыслишку: получить от директора «добро» на выпуск школьного рукописного журнала. Коллега за идею уцепился, но поразмыслив, скептически заметил: "Едва ли дерек клюнет на наше предложение. Конечно, если изъять из альбома учителей, тогда быть может и клюнет, а так - не согласится". В общем уболтал я Женьку и мы, прихватив альбомчик, направили свои стопы к директорской двери. Андрей Сергеевич встретил нас дружелюбно. Просмотрев альбом, перечитав четверостишья, отправил секретаря за завучем школы. Нина Дмитриевна, бегло перелистав альбомчик, скептически заметила: "Затея может быть и неплохая, но этим мальчикам для начала следует исправить оценки по поведению. Исправят - тогда и продолжим разговор". Шмыгнув носами, мы, не солоно хлебавши, покинули кабинет директора.

Через две недели коллега-сатирик загремел под фанфары: за драку на большой перемене его на две недели исключили из школы. Женька забрал документы и отправился в Сестрорецк к тетке. Встретился я с ним спустя несколько лет на Фонтанке 90, на сборном пункте в ожидании «покупателей» из воинских частей. Нам повезло: нас «купили» представители противо-воздушной обороны, собрали 160 новобранцев, запихали в теплушки и через Рыбинск (тогда Щербаков) погнали в Ярославль в спецшколу специалистов автомобильных радиостанций.

Женька и я снова оказались вместе: в одной роте и... даже в одном взводе. Старый тандем продолжил свою жизнь, но уже по другим законам - воинским. Однажды утром, с подъема, курсанты спецшколы обратили внимание на карикатуру, приколотую к дверям сортира. Старшина на швабре, размахивая половой тряпкой, гонится за солдатиком, который без сапог и в одних драных кальсонах. Старшина, взревев, посулил авторам: карикатуры и четверостишья, полковую гаупвахту, а для начала - двое суток драить сортир. Пришлось нам выйти из строя, вооружиться инструментом и заняться чисткой «авгиевых конюшен».

Через шесть месяцев нас разогнали по воинским частям. Женьке повезло, он угодил под Ленинград в Громово, меня «упекли» в Комсомольск-на Амуре. Встретились мы снова, спустя три года, на Финлядском вокзале. Оба в солдатском и оба в поисках достойной работы. Женька «совратил» меня «Красным выборжцем», медеплавильным цехом. Работа, конечно, не сахар, аховая, в жаре и физически тяжелая, но платили, по тем временам, хорошую деньгу. Через четыре месяца нас поперли в шею. Женька, не в лучшем виде, изобразил на бумаге нашего бригадира - героя Социалистического Труда Виктора Лягина. А я, постарался в четыре строчки уложить его характер. Бригада хохотала, а мы топали по кабинетам с обходными бегунками.

С тех пор прошло немало лет, но жизнь, как мы знаем, полна неожиданностей: летом 74-го проказница-судьба снова свела в один тандем. В июне на весь Союз протрубили сбор энтузиастов на стройку века БАМ. Я - бродяга по характеру, тотчас внял призыву наших вождей, и поспешил в дальнюю дорогу. Ибо, нищему собраться - только подпоясаться. Путь мой лежал на север Иркутской области, в тихий городок Усть-Кут. Прикатив в городок, я обомлел: все побережье Лены усеяно самодельными полатками энтузиастов-добровольцев. Среди них-то я и встретил своего одноклассника и дружка Женьку. Оба мы выглядили весьма импозантно: в вельветовых пиджаках, с гривой а-ля художник Шилов, и непременными бородками, словом - столичные штучки от большого искусства. Через неделю наших мытарств, на наш облик положил глаз парторг одного из ближайших леспромхозов. Подрулив к нам он сказал: "Мужики, чует мое сердце - вы художники. А коли так, предлагаю хорошую работенку: в центре поселка поставить памятник Ильичу. Не за горами годовщина Советской Власти и обком партии требует от нашего брата-комуниста во всеоружии встретить этот юбилей". Идея нам приглянулась и мы, малость для приличия покочеврыжившись, согласились, не откладывая в долгий ящик, махнуть с комунякой в леспромхоз.

Встретили нас, как самых дорогих гостей. Директор, главбух и председатель рабочкома изложили свои мысли на предмет: как утереть нос соперникам из соседних леспромхозов и угодить областному партийному начальству. Женька, в годы нашей разлуки промышлял на кладбище, мастерил гранитные памятники, а потому, за это "плевое" дельце - поставить в центре поселка лесорубов Владимира Ильича, взялся с легким сердцем и пустым карманом. Сошлись в цене, вырвали неплохой задаток и в тот же день поспешили в соседние леспромхозы с деловым предложением. К концу вояжа по лесным дорогам наши карманы топырились от задатков и возникла потребность обмыть это замечательное дельце. Посовещавшись, приняли решение махнуть в Якутск по красавице Лене на теплоходе.

Пароход "Александр Попов" гудел, как растревоженный улей. Таежная братва «лохматила» свои тысячи. В ресторане мы с трудом выцарапали себе столик. В трех шагах от нас, за таким же столиком сидели две голубоглазые мадам. Глаза красавиц, поймав наш столичный облик, привели их в нашу компанию. Мадам объявились питерскими из пишущей газетной братии. Пропустив дюжину тостов за советское искусство и нашу праведную журналистику, отправились добавлять в каюту красавиц.

Проснулись под утро, На полу, без штанов и, связанные бельевой веревкой. «Да-а, - сказал я Женьке, - они такие же газетчики, как из меня Пикассо с Ван Гогом», Капитан теплохода, подарив нам пару застиранных штанов, улыбаясь сказал: «Проститутки они, питерские. И загнали их в эти края на пять лет, за тунеядство...» С грехом пополам добрались до Якутска, я у знакомого мужичка занял на дорогу деньжат и вскоре мы оказались на родной питерской земле. С Женькой мы расстались и с тех пор не виделись. Знающие его говаривали: что он где-то под Питером ставит на могилах памятники и на этом деле зашибает неплохую деньгу.

/ 18 сентября 2009 г. /

ПОСЛЕДНИЙ ВОЯЖ

Я взял себе за правило: всякий раз, когда «ветер странствий» возвращает меня в Ленинград, непременно махнуть в Зеленогорск, отвесить поклон родным и друзьям, ушедшим от нас навсегда и, совершить прогулку по родному городу. По проспекту Ленина дотопать до Комендантской, свернуть на Исполкомовскую, постоять возле своего домика по Фабричной, спуститься под горку на Приморское шоссе, прошагать до магазина (четверки), постоять возле последнего своего пристанища, на месте которого нынче разбита цветочная клумба, свернуть на улицу Красных командиров, выйти на Торфяную, постоять возле второго своего пристанища и, тяжело вздохнув, отмерить последние метры до электрички на Питер.

12 августа 82-го года я изменил своей привычке. С вокзала направился на Комсомольскую. Бывший одноклассник, с которым я столкнулся у билетной кассы Финляндского вокзала, рассказал, что одна наша общая знакомая, на которую я еще в школе положил глаз, недавно вернулась в Зеленогорск и, похоже, находится в большом разводе. Сердце пару раз радостно стукнуло и я, заглянув в гастроном, поспешил к своей старой знакомой. Она сидела в кустах и лечила приболевший желудок десятидневным голоданием.

- Танечка, - сказал я, - заканчивай это голодное дело и пойдем пропустим по стопочке за нашу встречу. Через полчаса ее симпатичную головку посетила замечательная мысль: махнуть на такси в Питер и провести время в однокомнатной квартирке, которая ей досталась от покойного мужа.

Через пару недель приятного времяпровождения отправились по Ладоге на пароходе Тарас Шевченко на Валаам. Валаам изумил своей красотой и природой. Набравшись впечатлений, этим же теплоходом вернулись в город на Неве. Еще через неделю моя школьная подруга предложила подумать о возможности перемещения моей персоны в Ленинград или Зеленогорск.

Вариант с Ленинградом провалился с первых шагов. Наши надежды спасти внезапно возникший союз теперь лежали на Театральной улице Зеленогорска.

- Председатель Исполкома наш хороший знакомый и едва ли он откажет в такой пустячной просьбе, - сказала Татьяна и потащила меня на Театральную. «Хороший знакомый» одиноко сидел в пустом прохладном помещении и…вязал то ли женскую кофту, то ли мужской свитер. Заметив посетителей, отложил пряжу и спицы в сторону и вперил в нас удивленный взгляд. Складывалось впечатление, что Исполком закрыт и «все ушли на фронт!». Выслушав нашу сбивчивую просьбу, мэр Зеленогорска почесал за ухом и, трижды извинившись сказал: «Прописать не могу... Попробуйте через ЗАГС. Но там не ранее чем через месяц».

Вариант с ЗАГСом нас не устроил и мы, отметить неудачу, отправились в «Олень». Ресторан был пуст, как зал ожидания провинициального автовокзала во время уборки. Пару старушек топтались в кулинарии, выбирая чего-нибудь вкусненького. Отметив «фиаско», мы отправились в Питер на Вавилку...

Запомнился Новый 1983 год, его празднование в Зеленогорске, в частном доме, в теплой компании моих школьных друзей. Теперь, когда я смотрю «Осенний марафон», непременно вспоминаю ту замечательную встречу. Через полчаса после встречи закрутили этот великолепный фильм. С Татьяной мы вскоре расстались. Одно дело дружба школьная и, совсем другое - спустя тридцать лет.

Иногда я себя спрашиваю: «Не промахнулся ли я тогда, не поспешил ли с выводом? Рискнул бы, глядишь и по сей день топтал бы зеленогорский асфальт". Увы, друзья, останься я тогда, не выдал бы на форум свои воспоминания и не дрался бы на "кулачках" с украинскими националистами.

/ 20 сентября 2009 г. /

ЗИМНИЕ ЗАБАВЫ

Рыскаю по Интернету и вдруг, в удивлении останавливаюсь... «В Павловске открыт прокат финских санок.» Читаю дальше: «В Разливе возле ресторана «Шалаш» открыт пункт проката финских санок.» Удивленный, качу по Интернету дальше: «Наша семья каждый выходной приезжает на машине в Разлив, чтобы надышаться чистым воздухом и покататься на финских санках»...

- Ну и ну,- шепчу себе на ухо, - в наше-то послевоенное нищенское время Финские санки были единственным средством передвижения. Автобусов, как вы понимаете,тогда не было, на весь послевоенный городок пяток потрепанных грузовичков, да одна старая, довоенная, трофейная бээмвэшка, которая принадлежала горкому партии, да и та чаще стояла на ремонте, нежели возила партийного босса терийокского замеса. Так что зимой финские санки были мечтой, едва ли я ошибусь, каждой терийокской семьи. Но не у каждой семьи была возможность их приобрести, Все упиралось в деньги, да и поточного производства этого замечательного средства передвижения тогда увы, не было. Через три-четыре года, когда мы немножко «расжирели», обзавелись скромным домашним скарбом, на питерской барахоловке приоделись в носильные тряпочки, тема «финских санок» возникла сама собой, да и производство их мало-по малу наладилось. Если бы я был партийным бонзой и имел бы на терийокских партийцев влияние, я бы, не задумываясь, предложил лозунг: «Зеленогорцы! Все на финские санки!» Увы, бодливой корове Бог рог не дал. Тем не менее, половина обитателей города санками наверняка обзавелись.

Каждый зимний выходной, а особенно во время каникул, мы выходили на лед Финского залива и устраивали массовые гонки. Поначалу - на малую версту, а когда освоились - расстояние от Старта до Финиша утроили. Призов, как вы понимаете, победитель не получал, но превосходство над соперниками заменяло победителю любой приз и до следующих гонок, он ходил гоголем. Подходил следующий выходной и, вчерашний победитель уступал место другому. Обиды, конечно, были, но драк - никогда. Чтобы отдать должное финским санкам, предлагаю: в герб города втиснуть это прекрасное средство передвижения и зимнего отдыха.

В 52-м, перелистывая обнаруженные на чердаке старинные журналы «Геркулес», наткнулся на любопытный рассказ о буерах и первых спортсменах-буеристах. Небольшой материал сопровождался беглым рисунком. Ба! Хлопнул я себя по лбу, перечитывая заинтриговавший меня материальчик, времен «царя-косаря», такую штуковину мы и сами горазд соорудить. Не откладывая на потом, двинул на товарную станцию, подрядился с мужиками разгрузить вагончик с бревнышками и, получив за труд деньжата, поспешил в Питер, на Невский, в спортивный магазин «Динамо». Ухватил две пары коньков без ботинок и, на одном дыхании, домой в Зеленогорск.

75-летний папаша моего соседа, коренной петербуржец, прекрасно помнил, как в Питере, в начале девятисотых, развивался буерный спорт. Как проходили по льду Финского залива первые гонки. Он помнил и то, что инициатором первых российских гонок было Петергофское спортивное общество. Словом, в его лице я нашел энтузиаста и помошника. Он сделал мне наброски, определил размеры, конструкцию и в его сарае мы приступили к операции: первый зеленогорский буер.

Через неделю конструкция была готова. Оставалось оснастить ее парусом и вывести на «ходовые» испытания на лед Финского залива. Необходимой парусины не было и я, поглядывая на календарь, поспешил с парусом. Спер у мамаши две старых простыни, кое-как сшил их, подвесил на мачту и, на больших деревянных санках, покатил эту незамысловатую конструкцию, на лед залива.

Денек для начинающего «буериста» выдался ветреный и я, угнездившись в «корыто», натянул парус. Поймав ветер, парус приказал долго жить. Старая застиранная простынь, как и следовало ожидать, разорвалась.

Зимние дни таяли, желание поймать ветер в парус буера нарастало и я принялся ломать голову: где раздобыть добротную парусину. Помог Володька Сенкевич. Он свел меня с Валеркой Соломичевым, отец которого был военным,и тему «парус для буера» мы быстро закрыли. Испытания прошли более чем успешно. Сломанная правая рука, морда в крови, на лбу шишка и, неописуемая радость от шальной скорости.

Если я ничего не путаю, моему примеру последовало еще несколько человек. Но через пару лет, как говорит ЗЕЛЕНОГОРСКАЯ ЛЕТОПИСЬ, буерный ажиотаж заглох, а моя история канула в лету.

/ 25 сентября 2009 г. /

ШКОЛА, КОТОРАЯ ВСЕГДА С ТОБОЙ

Два замечательных материала, посвященных столетию двух настоящих педагогов: Герману Михайловичу Рождественскому и Андрею Сергеевичу Шаркову вернули память в то нелегкое, но очень интересное время. А фотографии друзей-учеников схватили за душу и держат не отпуская.

Второй ряд: второй слева Лев Солодкий, предпоследний справа Саша Трусов, рядом с Трусовым, крайний справа Игорь Касаткин.
Галина Шаркова в третьем ряду четвертая слева, рядом Катя Кантор. Наверху в центре Г.М.Рожественский.

Вот Хрящ, в первом ряду и в кителе морского офицера, который служил ему «плащом» от дождя и «шубой» от любого мороза. Пожалуй, он был один «антимороз» на всю 445-ю среднюю школу... Шикарная шевелюра служила ему зимней шапкой. А вот и Игорь Касаткин, которому Герман Михайлович «пообещал исправить все текущие «двойки» за один верно решенный пример». Пыхтел-пыхтел наш Игорек, но решил-таки нелегкий пример и честно заработал твердую четвертную троечку.

С Игорем Касаткиным я встретился летом 82–го года. Маститый морской «волк», «дед» на большом сухогрузе, встретил меня в своей ленинградской квартире, как лучшего друга далеких школьных времен. Его друзья-мореманы притащили ящик водки и пока последняя бутылка не показала нам сухое дно, радушный хозяин с нами не расстался.

А вот и Володька Иванов, во втором ряду от правого уха «морозоустойчивого» Хряща - сын замечательной женщины, хватившей лиха в разрушенном землетрясением Ашхабаде. Классный парень. Спортсмен, остряк, весельчак, душа общества и верный данному им слову. Помнится, длинными зимними вечерами, когда моя мамаша не выходила из больницы, я «ночевался» и харчевался в семье Евгении Федоровны, Володькиной матери, замечательной женщины, умной, доброй и душевной. Холодными зимними вечерами мы с Володькой в школьном «скворешнике» гоняли маленькие металлические шары на крохотном настольном биллиарде, невесть как сохранившемся после кошмарного землетрясения. Где они сегодня - наш Игорь Касаткин и Володька Иванов? Ау, отзовитесь!!!

Кстати, с Володькой мы выдували трели в городском духовом оркестре и окультуривались в питерских театрах. Он закончил Военно-Воздушную Академию и «растворился»...

А вот и Сашка Трусов, во втором ряду, но справа от левого уха Хряща. Тихий увалень с железной хваткой, но всегда веселый и насмешливый. А вот и дочка Андрея Сергеевича Шаркова - Галина. Скромная активистка. Ау! Где вы? Отзовитесь. Молчат, не слышат. Аль бытовуха проклятая заела? Схватила за горло и не отпускает. Аль... Нет, о худшем думать не хочу... Надеюсь, что все живы и здоровы и скоро, наверняка отзовутся и расскажут нам что-нибудь интересного из своей жизни.

Всматриваюсь в фотку и пытаюсь обнаружить своего тезку, Левку Солодкого. Хороший парень. Увы, воспитывался без родителей, но не подскользнулся, не упал, достойно закончил школу и, как принято было в те далекие времена говорить - вышел в люди. И тоже, как поведал мне о том мореман - Игорь Касаткин, двинул по морской части. Тогда было, пожалуй, не столько модно ступать на военную «тропу»: поступать в высшие училища и академии, сколько нищета проклятая толкала на эту обеспеченную дорогу. Одежда, харч, и вполне достойный диплом о Высшем образовании. «Чего еще нужно молодому человеку, вступающему в самостоятельную жизнь.» Так рассуждали те, кто хватил лиха в годы прошедшей войны. Так рассуждали их дети, так подсказывала нищенская жизнь.

Наши дети и, тем более, внуки, живут, как у Христа за пазухой. Одеты по последнему писку моды, пользуются всеми благами современной цивилизации, но к несчастью, бывают несоразмерно жестоки. Но я все же думаю: явление это не постоянное, наверняка скоро пройдет и мы снова будем добрыми человеками. Я оптимист.

/ 28 сентября 2009 г. /

УЧИТЕЛЬНИЦА ПЕРВАЯ МОЯ

Вместо эпиграфа: Ежегодно 5 октября в более 100 странах отмечается день учителя, который был учрежден в 1994 году как Всемирный день учителя (World Teaches' Day). Это профессиональный праздник всех учителей, преподавателей и работников сферы образования - день, в который отмечаются роль и заслуги учителей в процессе качественного образования на всех уровнях, а также их неоценимый вклад в развитие общества.

Когда разговор заходит о школах Зеленогорска, пальму первенства вручают 445 школе. Потом, как бы мимоходом, вспоминают о школе за номером 450. И совсем исчезла из памяти старых и новых горожан самая первая, и отнюдь не послевоенная, школа №444.

Первого сентября сорок четвертого года, в доме №27 по Красноармейской улице открылась начальная школа. Если мне не изменяет память, учеников было не более полусотни. Я перешагнул порог этой школы сразу после зимних каникул, в январе 45-го, вернувшись из Выборга, где наше скромное семейство «прощупывали» особисты на предмет преданности государству Советскому, по возвращению из финского концлагеря «Миэхиккеля».

Сегодня едва ли бы я вспомнил о тех первых днях за разбитой партой перед круглой потрескивающей горящими в ней дровами печкой, если бы перед классом не сидела за стареньким столом Ариадна Васильевна Овчинникова и не читала она нам про Жилина и Костылина из «Кавказского пленника» Льва Николаевича Толстого. Когда, много лет спустя, я встречал эту женщину на улице, невольно на память приходил рассказ великого русского писателя. Можете себе представить состояние восьмилетнего ребенка, который перенес двухярусные нары холодного барака, голод и издевательства охранников и который вдруг оказался в теплом классе, среди своих сверстников, очарованных красивым рассказом. Нет, представить это невозможно, ибо это состояние нужно все-таки пережить и пропустить через себя. Для меня школа была больше, чем «второй дом», ибо первый дом часто был холодным и еще чаще - голодным.

Семейство Овчинниковых: Ариадна Васильевна, ее муж и два сына жили в небольшом домике на Кузнечной улице. С одним из ее сыновей - Валентином я учился в одном классе. Хороший парень, прекрасный спортсмен и вообще - добрая душа. Мы встретились с ним спустя много лет. Зашли в «кабак», что был неподалеку от старого рынка, пропустили по стопарю, вспомнили былые, веселые времена и так же неожиданно, как встретились, разбежались в разные стороны. Жизнь - штука забавная и полна неожиданностей. Как-то, после долгого вояжа по сибирским стройкам, году в 74-м, заглянул по привычке в Зеленогорск и первым делом решил зайти к Овчинниковым. Но каково было мое удивление, когда на пороге знакомого мне с детских лет дома, я обнаружил нового хозяина - Виктора Бене. Семейство Овчинниковых получило квартиру в новом доме на проспекте Ленина, через дорогу от прежней поликлиники. Но все-таки я не промахнулся: Ариадна Васильевна, по старой привычке, заглянула в свой дом и чаевничала с матушкой Виктора, Лидией Константиновной на кухне. Для меня это был большой подарок - увидеть тех, с кем связаны добрые воспоминания.

В 1948 году нас «перебросили» в «новую» школу: деревянную, двухэтажную и очень-очень холодную, что находилась на Приморском шоссе, напротив автозаправки. Евгения Ивановна Шарапова - классный руководитель, вольностей не допускала, по всякому поводу: марш за родителями! Ее несомненно боялись, но и уважали за те знания, которые она в наши пустые головы вкладывала.

Шестой класс я встретил в новой красавице школе. Классным руководителем пришла к нам Елизавета Васильевна Морухова. Строгая, неразговорчивая, но литературу и русский язык знала основательно. И те знания, что втискивала она в наши головы, едва ли у кого-либо выветрились. Это сегодня можно пропускать уроки, можно смахивать с ушей некоторые знания, которые пытаются донести педагоги: есть интернет, существует масса других возможностей добыть необходимые знания, а тогда - почти все зависело от знаний педагога и его способности эти знания донести до учеников. На мой взгляд, учителя нашего времени с этой задачей вполне справлялись.

/ 3 октября 2009 г. /

БОРИС СТАРОДУБОВ И ДРУГИЕ

Эту тему мне подкинул Александр Браво. В своем коротком интернет-письме он сообщил, что к нему, через библиотеку обратился Юрий Сероклин, который, прочитав в Альманахе краеведческого клуба «Терийоки» мои воспоминания о далеких годах, канувших в Лету, попросил «раскрыть мое нынешнее местонахождение». Письмецо меня обрадовало и я снова погрузился в воспоминания.

Следует сказать,что иногда одно слово, а тем более хорошо знакомая фамилия, вытаскивают из недр памяти то, что казалось бы никогда не выплывет на поверхность. Фамилия СЕРОКЛИН мне также дорога, как и десятки других, о которых я писал в своих воспоминаниях. Борис Сероклин - брат Юрия Сероклина, был одним из тех (сам того не сознавая), кто был зачинателем культуризма в Зеленогорске.Тогда, в начале 50-х, этого слова в нашем обиходе еще не было, оно появилось позднее, где-то в середине 60-х и, как тогда нередко у нас водилось, было оплевано властями.

Первым культуристом в Зеленогорске был, несомненно, Борис Стародубов. Жил он наискосок от кинотеатра «Победа», через Красноармейскую улицу в светлом ухоженном домике. Как-то летом, на Золотом пляже, где в хорошую солнечную теплую погоду собирался весь зеленогорский молодняк, я обратил внимание на здоровенного парня, роста выше среднего, с «бычьей» шеей и неимоверно огромными бицепсами. Сегодня такими атлетическими фигурами украшены рекламы культуристов, мы к ним привыкли, как привыкают с детства к зубной щетке. Сегодня проводят чемпионаты Европы и мира по культуризму, сегодня вы можете подобрать любую литературу: как и какими упражнениями достичь желаемого результата, как питаться, чем питаться, какой режим дня исполнять. Сегодня все зависит от вас: быть или не быть красавцем-мужчиной. А тогда, более чем полвека назад, каждый, кто пожелал сделать из себя современного аполлона с геркулесом вперемешку, должен был добиваться поставленной цели на ощупь, методом проб и ошибок.

Борис Стародубов покорил завсегдателей зеленогорского пляжа. Пацанва с нескрываемой завистью смотрела на его мощную фигуру и более чем уверен, каждый дал себе слово - добиться желаемого результата. Вторым геркулесом в Зеленогорске стал Борис Сероклин. Ровно через год на «Золотом пляже» он изумил пацанву своей накаченной фигурой. Два Бориса склонили зеленогорских ребят последовать атлетическому примеру. И началось «сумашествие». В каждом дворе появилось «избыточное» железо. Спортивного магазина тогда в Зеленогорске еще не было и все, у кого в доме водились деньжата, поспешали на Невский, в «Динамо».

Однажды, закупив в магазине «железяки», потея под тяжестью, притащился на Финляндский, а там, с нашей улицы уже трое, с таким же как у меня грузом. А те, у кого финансы не позволяли расщедриться, тащили железяки с железной дороги. Борис Сероклин накачивал себя здоровенным обрезком рельсы. Словом, где-то с 1952-53 годов зеленогорский молодняк охватила лихорадка накачивания мышц, а «Золотой пляж» стал смотровой площадкой успехов на этом полезном поприще.

Хорошо помню медицинскую комиссию в сестрорецком военкомате. Военком и врач были приятно удивлены, когда на комиссию приехали ребята из Зеленогорска. Крепкие, хорошо сбитые, готовые к любой армейской службе. P.S. 1-й культуристский зал Советского Союза открылся в Ленинграде в 1962 году. В 1987 году была основана Федерация атлетизма СССР. В 1989 году к отечественному культуризму пришел международный успех: белорус Николай Шило стал чемпионом Европы. Но в наши времена КУЛЬТУРИЗМ БЫЛ ПОД ОФИЦИАЛЬНЫМ ЗАПРЕТОМ. И потому, желание молодняка нашего города: выглядеть в лучшем виде, было достойным и приветствовалось нашими родителями.

/ 15 октября 2009 г. /

"ХИРУРГИЯ" ВЯЧЕСЛАВА ЧУРКИНА

Недавно, в который уже раз, смотрел замечательный фильм "В ОГНЕ БРОДА НЕТ" И вдруг, впервые обратил внимание, на солдата с белой повязкой от зубной боли.Мать честная! Ладонью себя по лбу… Так ведь это же наш Славка Чуркин!.. Ну, конечно же он! "Злоумышленник"... "Земской врач" из чеховской "Хирургии". И многое-многое другое.

Как-то, лет тридцать назад, возвращаясь из командировки на Саяно-Шушенскую ГЭС, в поезде Москва-Ленинград, встретил бывшего одноклассника. Пропустили по стопарю, разогрелись и утонули в воспоминаниях. "Рощин-то наш, Коля, в генералы вышел. Закончил Военно-Воздушку и пошел быстро в гору, по служебной лестнице". Не удивительно, отвечаю ему, Николаю четверка была незнакомой оценкой. По всем предметам только пять. Юрку Матросова, говорю я, год назад встретил за рулем 39-го автобуса, что раньше бегал в Пулково. Иванову - медсестрой в сестрорецкой больнице. Вовка Ивонин в большие умники вышел, говорят, в Академии к науке прикипел. А был: грязнуля и вонючка...

"Борьку Корнева бандюги в "Олене" грохнули. Рыжик Юрка сгинул и следа не оставил. Володька Балашов после техникума умчался в Сирию. Приехал на "Волге". Говорят, на несколько лет оседлал зеленогорский радиоузел. В начальниках ходил. Бросил свой "курятник" на Исполкомовской, рядом с твоим бывшим домом и оттяпал себе особнячок. Перебрали всех, кого помнили по своему классу, и "по-пластунски" перебрались ко всем прочим, кого знали хорошо и не очень. Дошла очередь и до Славки Чуркина.

"Смотрел-ли ты "В огне бороды нет?" - спрашивает приятель, сознательно искажая второе слово в названии замечательного фильма. - Дважды, отвечаю с достоинством. "Будешь смотреть третий раз, не забудь присмотреться к солдату с повязкой на морде. Под нею - Славка Чуркин. Роль, конечно, не ахти, но... в кадре. А это уже кое-что."

Напоминание о Славике Чуркине вернули меня в школьные годы начала 50-х, в те замечательные вечера в актовом зале на третьем этаже, вечера редкие и, наверное, оттого и на всю жизнь запомнившиеся.

Для нынешней молодой публике наши вечера, догадываюсь - сплошной и скучный примитив. Но для нас, в то послевоенное время, школьные вечера были глотком свежего воздуха от нелегкой повседневщины.

На сцену Актового зала школы местные гимнасты устанавливали брусья и Володя Иванов выполнял несколько весьма сложных упражнений. Затем снаряд оттаскивали к стенке и на сцену в незамысловатых украинских нарядах выскакивали самодеятельные плясуньи: Татьяна Радченко и Тамара Соловьева. Выскакивали и, под громкие аплодисменты зала, исполняли стремительного гопака.

Третьим номером программы был несомненно Чуркин... На сцену затаскивали стол, стул, стеклянную чернильницу-непроливашку и листок бумаги. Следователь усаживался на стул, Славик перед ним в роли злоумышленника...

"Денис Григорьев! - начинает следователь. - Подойди поближе и отвечай на мои вопросы. Седьмого числа сего июля железнодорожный сторож Иван Семёнов Акинфов, проходя утром по линии, на 141-й версте, застал тебя за отвинчиванием гайки, коей рельсы прикрепляются к шпалам. Вот она, эта гайка!.. С каковою гайкой он и задержал тебя. Так ли это было?

- Чаво?

- Так ли всё это было, как объясняет Акинфов?

- Знамо, было.

- Хорошо; ну, а для чего ты отвинчивал гайку?

- Чаво?

- Ты это своё "чаво" брось, а отвечай на вопрос: для чего ты отвинчивал гайку?

- Коли б не нужна была, не отвинчивал бы,— хрипит Денис, косясь на потолок.

- Для чего же тебе понадобилась эта гайка?

- Гайка-то? Мы из гаек грузила делаем...

- Кто это - мы?

- Мы, народ... Климовские мужики, то есть.

- Послушай, братец, не прикидывайся ты мне идиотом, а говори толком. Нечего тут про грузила врать!

- Отродясь не врал, а тут вру...- бормочет Денис, мигая глазами.— Да нешто, ваше благородие, можно без грузила?"

Зрители умирают от хохота, глядя на злоумышленника-Чуркина. После умопомрачительной сценки наш оркестр открывает танцы, играем "Дунайские волны" и Валентин Голубцов - лучший танцор школы, в паре с одноклассницей, выходит на середину актового зала. Завуч Нина Дмитриевна зорко наблюдает за происходящим.

Через месяц сценка из Чехова повторяется. На этот раз Славик выступает в роли дьячка Вонмигласова из чеховской "Хирургии".

"В приемную входит дьячок Вонмигласов, высокий коренастый старик в коричневой рясе и с широким кожаным поясом. Правый глаз с бельмом и полузакрыт, на носу бородавка, похожая издали на большую муху. Секунду дьячок ищет глазами икону и, не найдя таковой, крестится на бутыль с карболовым раствором, потом вынимает из красного платочка просфору и с поклоном кладет ее перед фельдшером.

- А-а-а... мое вам! - зевает фельдшер. - С чем пожаловали?

- С воскресным днем вас, Сергей Кузьмич... К вашей милости... Истинно и правдиво в псалтыри сказано, извините: "Питие мое с плачем растворях". Сел намедни со старухой чай пить и - ни боже мой, ни капельки, ни синь-порох, хоть ложись да помирай... Хлебнешь чуточку - и силы моей нету! А кроме того, что в самом зубе, но и всю эту сторону... Так и ломит, так и ломит! В ухо отдает, извините, словно в нем гвоздик или другой какой предмет: так и стреляет, так и стреляет! Согрешихом и беззаконновахом... Студными боокалях душу грехми и в лености житие мое иждих... За грехи, Сергей Кузьмич, за грехп! Отец иерей после литургии упрекает: "Косноязычен ты, Ефим, и гугнив стал. Поешь, и ничего у тебя не разберешь". А какое, судите, тут пение, ежели рта раскрыть нельзя, всё распухши, извините, и ночь не спавши..." И зал снова заливается смехом.

Талантом Славика Бог не обделил, но судьба успешного артиста обошла его стороной. Жизнь - штука сложная и ни всегда справедливая. На дне каждого сердца есть осадок.

P.S.
"Всё о чём пишут очень давно было, к сожалению, все радости обучения в 445 в очень далёком прошлом! Из специалистов, достойных уважения: 2-4 педагога, остальное - балласт, плюс равнодушие. А что касается названия "Лицей 445" - "Хоть горшком назови, но в печь не ставь!" Суть не изменилась. По словам знакомых, именно самые лицейские предметы западают. Вот 450 - общеобразовательная, но уровень - не поспоришь, есть!!! Мой ребёнок учился в 445, слава богу перевёл, до сих пор не жалеем. Статус не панацея от бед, дело в кадрах, а сними в 445 - не очень (мягко сказано). Если в 445 матом кроют на учителей и в их присутствии, а в ответ - молчание, ничего не вижу, ничего не слышу и знать не хочу!"
Когда я читаю эти строки, волосья становятся дыбом. Мы - дети войны, повидали многое, матюгаться могли похлеще любого ломового извозчика. Но чтобы в школе мать-перемать, а тем более - учителей на три буквы, подобного не случалось и не могло случиться. Мелким хулиганством грешили, но язык умели держать за зубами.

/ 5 ноября 2009 г. /

БЕЛЫЕ НОЧИ

«Белых ночей - время - вальсов и выпусков,
Время прощанья со школьной порой:
Боль расставания с детством здесь мирится
С радостью встречи с дорогой иной.»

«Прошли Белые ночи,
Вернулись черные дни».
(современная поговорка)

Рыскаю по интернету и вдруг «Зеленогорск. Форум. «Белые ночи». 2005 год». Ну и ну... Пробегаю дальше:

«в Зеленогорске кафе «Белые ночи» , именуемое в народе «белкой». Смею предположить, что «встреча белых ночей» проходит в городе тоже достаточно интересно и с большой развлекательной программой. Мы «белые ночи» в начал е 50-х встречали на спортивных площадках. Не помню кому первому пришла в голову мысль: собраться на спортивной площадке Дома Пионеров, что в ту далекую пору была в «уголке», на пересечении Кузнечной и Кавалерийской улиц.

Ровно в полночь начинались волейбольные и баскетбольные баталии. Желающих отметить «встречу белых ночей» таким, прямо сказать, оригинальным способом, оказалось так много, что до утра ни всем довелось показать свои спортивные способности. Бои местного значения продолжались несколько «белых ночей». Помнится Володя Иванов предложил учредить « Кубок Белые ночи». Игорь Касаткин к предложению Иванова внес дополнение: ящик пива на кон и непременно победителю. Приз многим приглянулся и в следующую неделю число участников ночных баталий утроилось. Сражались до изнеможения. Ящик пива доставался победителю. Но пили «Жигулевское» и побежденные.

На следующий год встречу «белых ночей» перенесли в ЗПКиО. Там, с левой стороны, пожалуй, в районе «ботинок дачника», привели в порядок площадку, вкопали столбы, повесили волейбольную сетку и, под грохот музыки, которая неслась с танцевальной площадки, сражались за пивной приз.

Но на этот раз почувствовать вкус «жигулевского» собралось довольно много желающих. Если мне не изменяет память, сделали «заявку» на ящик пива волейболисты из «Энергетика», из «Морского прибоя», даже мужички из отдаленного «Ленинградца» настояли на своем участии в ночных баталиях. Состав участников с каждым днем, (извиняюсь, с каждой ночью) заметно пополнялся. В полсотне метров от нас гудела танцевальная площадка и, ожидающие своего часа на волейбольной площадке, разогревались в танце под бойкую мелодию фокстрота. Через пару дней, на скорую руку, в десяти метрах от площадки волейбольной, поставили парочку столов для настольного тенниса. «Спортивная «резня» продолжалась до раннего утра. Опустошив пару ящиков пива «бойцы» покидали «поле сражений».

Драться на равных с мужиками - отдыхающими было нам явно не по силам. И хотя великорослые Володя Сенкевич и Валерка Соломичев у сетки были грозой противника , игра на равных, увы—не получалась. Пришлось призвать на помощь соседа-дачника, мастера спорта из сборной питерского «Красного выборжца». С его приходом в команду делить ящики с пивом доставалось нам. к нашей вящей радости.

Увы, увы... Спортивные баталии в «белую ночь», к большому сожалению, продолжались недолго. Прошли белые ночи - вернулись черные дни. То ли пропал спортивный азарт, то ли какие другие причины возникли у ночных волейболистов, но когда я осенью 58-го вернулся из армии, волейбольной площадки в парке я уже не обнаружил. Ничто не вечно даже в «белую ночь».

/ 23 ноября 2009 г. /

БЫЛИ ВРЕМЕНА, ПРОШЛИ "БЫЛИННЫЕ"

Эту тему подкинул мне старый приятель, солидный предприниматель из Киришей.

Не далее как неделю назад его, в который уже раз, "посетили" домушники и вынесли из благополучной квартирки все ценное. После первого посещения любителей легкой наживы, приятель поставил железную дверь, на окна присобачил металлические решетки и, облегченно вдохнув, уехал на недельку в Крым.

Увы, вернувшись из семидневного вояжа, в Киришах его поджидала новая неприятность: замок вырезан, вероятно портативной газорезкой, дверь вскрыта. И все то чем он так дорожил и собирал последние годы, не оставив следов, ушло с домушниками.

Мы с приятелем - дружбаны со стажем. Во-первых, его сыновья и мой единственный, совладельцы весьма успешной частной фирмы; а во-вторых, и это, пожалуй, самое главное - мы оба хлебнули лиха первых послевоенных лет в наших замечательных Терийоках. И сегодня, спустя 60 с гаком лет, в своих редких интернет-"посланиях", мы частенько возвращаемся к тому времени, когда меню наших обедов состояло из куска черного хлеба, кислых щей и алюминевой кружки дешевого эрзац-кофе. Да-а, были времена, прошли "былинные"... Так уж, наверное, человек устроен, что самые тяжелые времена он вспоминает с легкой грустью только тогда, когда они далеко позади, когда он благополучен, и когда прошлое уже никогда не вернется.

Жили мы в далеком 45-м году по соседству: я - по Фабричной 3, а Володька - в соседнем двухэтажном на первом этаже и с выходом на Исполкомовскую.

Угол Фабричной и Исполкомовской.



Фабричная, 3. Справа двухэтажный дом, где жил Володька.

Свое ворье у нас тогда еще не "наросло", а пришлых к бедным халупам едва ли тянуло. Но со временем, особенно когда пошли первые ленинградские электрички, питерские домушники стали наведываться и в наш замечательный городок. Помню, как однажды, в соседнем через дорогу доме, его хозяйка, заведущая первой послевоенной сберкассой мадам Цехоня, вернувшись на часок раньше с работы, застала в доме пришлого воришку. Избила его кочергой и гнала, всем на потеху, по Фабричной, аж до самой Кавалерийской.

Дом по Фабричной, в котором жила Цехоня, заведующая послевоенной сберкассой.

И все-таки, серьезный вор обходил наш городок стороной. Так, крутились возле домов доморощенные "лошкамойники", тащили по мелочам, но вреда большого не доставляли. Через три-четыре года после отмены карточной системы, когда скромные обитатели послевоенных Терийок стали обрастать "жирком", когда в городе появилась первая личная машина, этакий горбатый мопсик - "Москвич-401" и, кажется, в семействе Сенкевичей, когда вслед за "москвичем-мопсиком" директор торговой базы обзавелся светло-серой "Победой", в городе "родился" местного замеса ворюга.

Кстати, наблюдать за ростом благополучия населения можно, опираясь на статистику краж. Были все нищими, в тяжелом сорок пятом, о кражах не заикались, стали обрастать жирком: прибарахляться, обзаводиться скарбом, ментам работы прибавилось. Все познается в сравнении.

К вопросу о сравнении... На днях, "прогуливаясь" по интернету, набрел на Пухтолову гору и, ахнул : мать честная, подъемники, гостиница, ресторан, сауна...

Язык от зависти проглотил. Есть чему позавидовать. А в наше-то скромное послевоенное время Пухтолова гора была местом самых отчаянных терийокских любителей острых ощущений. Забирались на гору и с самого крутого спуска, летели сломя голову. Кому повезло - оставался цел и невредим , а тот, кто не родился в рубашке - ломал ноги, руки и что самое печальное - ломал лыжи и брел до города пешодралом по колено в снегу. Если мне не изменяет память, под Новый год 53-го, кому-то из нашей пацанвы засела в голову идея "отметить Новый год на Пухтоловой горе". Предложение приняли на-ура и во второй половине дня 31-го, человек восемь на лыжах и с авоськами со съестным, подались к заветной цели, Ровно в полночь, "раздавили" на всех бутылку "московской" (для куражу), забрались на макушку горы и "в темную", оставив на вершине палки, один за другим, совершили Новогодний спуск. Одного пострадавшего, по очереди, тащили на себе до Зеленогорска. Лет десять назад, случайно встретившись на Балтийском вокзале, заглянули в кабак и, за рюмкой водки вспоминали те далекие, несомненно не легкие, но тем не менее, очень приятные времена.

/ 1 декабря 2009 г. /

РЕБЯТА С ГОСПИТАЛЬНОЙ УЛИЦЫ

Если бы каждой улице Зеленогорска было бы дозволено иметь свой Герб, (подчеркиваю, в наше послевоенное время), то гербом Госпитальной улицы несомненно стал бы целлулоидный шарик и коричневая ракетка. Потому как пионером этой замечательной игры в нашем зеленом городке был и остается Геннадий Макаров. Он первым своими руками смастерил стол, раздобыл сетку, десяток шариков и две коричневые ракетки. Но прежде чем подпустить нас к игральному столу и устроить между нами мини-турнир, Геннадий совершил небольшой экскурс в историю этой увлекательной игры. Он рассказал нам, будто бы эту игру придумали англичане. Сырая английская погода, будто бы загнала любителей большого тенниса под крышу и они, себе на потеху и на радость одновременно, мало-помалу изобрели Пинг-Понг. Так ли все было или не так истории до сих пор неведомо. Но то, что настольный теннис появился в России в начале двадцатого века могу утверждать с пеной у рта. На чердаке дома по Фабричной 3, в далеком сорок пятом, обнаружил старый «бабушкин» сундук, в котором, к моей вящей радости, потихоньку "тлели" журналы "Нива" и "Геркулес". Перелистывая "Ниву", мое внимание привлекла замечательная картинка: двое за столом фанерными ракетками перебрасывают через сетку шарик. А в следующем номере журнала рассказ о том, что Лев Николаевич Толстой тоже охотно уделяет время этой игре.

Проведя с нами ликбез, Геннадий, пригласив на противоположную сторону Славика Федосеева, открыл турнир "на приз" Госпитальной улицы. Игра нам приглянулась и мы каждый летний вечер устраивали нешуточные схватки.

Зеленогорск, 1950-е годы. На снимке Сергей Шутилов.


Зеленогорск, 1954 г. На снимке Лев Зайцев.

Мы, это Гешка Макаров (начальник паники), его брат Юрий, Славик Федосеев, Серега Шутилов, Юрка Солдатов, Валерий Палатник, ваш покорный слуга - автор сих воспоминаний и несомненно близкий друг Виктор Бене, Казимир Небольсин - виртуоз Пинг-Понга. Когда я говорю "виртуоз", то нисколько при этом не преувеличиваю: играл Казимир легко, оригинально, с шутками - прибаутками.

Бывало спешит по Госпитальной улице, а мы, вспотев, гоняем по столу шарик, махнет через забор и весело: "Ну, мужики, кому жопу надрать?" Пару партий сыграет, в сухую обе выиграет и, покидая нашу компанию, посоветует "тренироваться по ночам картошкой". К сожалению, этот веселый спортивный парень слишком рано ушел из жизни.

Вскоре теннисные столы появились на спортивной площадке Дома пионеров, на улице Кавалерийской, на открытых площадках домов отдыха, в ЗПКиО и даже на "Золотом пляже". Но почему-то играющую публику привлекали столы неподалеку от корпусов дома отдыха "Жилищник". Сегодня едва ли кто помнит, что таковой когда-то был, а был он, если мне не изменяет память, на Гаваной, неподалеку от кромки "Золотого пляжа". И тем не менее, наша теннисная "компашка" с Госпитальной всегда была и осталась в моей памяти зачинательницей сей замечательной игры в зеленом городе на берегу Финского залива.

P.S. Сегодня на дворе другие времена и у молодежи, соответственно - другие интересы. Да и возможности у них другие. Но беру на себя смелость утверждать, что настольный теннис - игра вечная(!) и, кто с нею дружен, наверняка проживет лишних десяток лет. Извиняюсь, года жизни лишними не бывают...

МОИ ДРУЗЬЯ – МОЕ БОГАТСТВО

На нашу долю выпали нелегкие времена и, наверное, оттого мы хорошо относились друг к другу, уважали друг друга, а если возникала потребность, всегда приходили друг другу на выручку. Таковым было наше кредо тогда, таковым оно держится в нас и по сей день, хотя многих из нас - ребят с Госпитальной, увы - уже нет в живых.

Геннадий Макаров, человек слова и самый обстоятельный из нашей компании, был невидимым мотором всех начинаний. Он не был навязчивым, но всегда был убедительным и это нам импонировало. Спустя годы, когда мне в спину дул "ветер странствий" и носило по всему советскому белому свету, возвращаясь в Ленинград, я всегда наносил "визиты" своим друзьям детства и юности. И первым делом спешил к Макарову.

Зеленогорск, 1952 г. Слава Федосеев и Лев Зайцев.


Зеленогорск, 1961 г. Слава Федосеев и Валерий Палатник.

Геннадий был моей отдушиной. Его мать - добродушная хозяйка Лидия Ивановна, тотчас накрывала стол и кормила меня так, будто я едва притащил ноги с голодного острова. Однажды, вернувшись из очередного вояжа, в доме Макаровых обнаружил других хозяев. Это было то время, когда в Зеленогорске начиналось "великое переселение" аборигенов города в Ленинград. Геннадий с женой и дочкой обосновался на Троицком проспекте. Вслед за ним в питерские трехкомнатные "хоромы" перебрался Славик Федосеев. Последним из этой замечательной троицы, по настоятельной "просьбе" питерских властей, уютную Госпитальную покинул Серега Шутилов, который до сих пор считает, что власти его здорово обдурили. Кстати, ни он первый ни он последний, многие мои знакомые из Зеленогорска и по сей день считают, что зря согласились на это опрометчивое перемещение. Сегодня, когда многим за 70-т, зеленогорский воздух им был бы куда полезнее, чем сырой питерский. Во всяком случае, некоторые из моих знакомых ворчат, чешут затылки, но... поезд увы, уже ушел.

Как-то, в начале 80-х, возвращаясь из дальнего вояжа, я заглянул на Луначарского к Славику. Несколько лет не виделись, оба были неподдельно встрече рады, опрокинули бутылочку, вспомнили былые зеленогорские времена, а на утро меня хватила кондрашка. Славик тотчас вызвал скорую и меня незамедлительно доставили в урологию неподалеку от ЦПКиО. И на этот раз мне снова повезло. Заведущим отделения оказался одноклассник и... тоже с Госпитальной улицы.

Славик обзвонил друзей и, в первый же выходной, они порадовали меня своим неподдельным дружеским вниманием. К несчастью, двоих из этой замечательной троицы уже нет в живых. Здоров и бодрствует Сережа Шутилов. И, дай Бог ему крепкого здоровья и долгих лет жизни.

Вообще в моем Терийокско-Зеленогорском периоде и Фабричная, и Госпитальная, и Приморское шоссе, где в старой финской развалюхе пребывал я последние годы в городе, оставили приятный след приятных воспоминаний, но Госпитальная вонзилась особо.

/ 5 декабря 2009 г. /

АППЕРКОТ

Когда мы говорим о школах Зеленогорска, перечисляем все старые и новые, всякий раз упускаем начальную школу, которая размещалась на Приморском шоссе напротив бензаколонки, наискосок от известного всякому горожанину, магазина «четверки». В этом деревянном двухэтажном здании я учился неполных два года: с третьего класса по четвертый.

И учила нас уму-разуму Евгения Ивановна Шарапова. Учительница строгая, даже, пожалуй, суровая. За всякую большую провинность воспитывала трудом: принести к печке дрова, выдраить до «белизны» потертый башмаками пол. Олег Опенкин был тихим малым, никогда дисциплину не нарушал и слыл в ребячьей среде любимчиком Евгении Ивановны. Тогда мы не знали, что муж Шараповой - следователь, неплохой боксер, а Олег Опенкин проходит у него по этой части серьезное обучение. Но когда за ветхим зданием этой школьной двухэтажки построили деревянный спортзал и Олег стал одним из главных его завсегдатаев, мы уразумели: отчего он был так послушен Евгении Ивановне.

Олег раздобыл две пары настоящих боксерских перчаток, старенькую грушу, набил сухими опилками брезентовый мешок, подвесил его к потолку и открыл секцию любителей «мордобоя». Синяки под глазом стали свидетелями того, что его обладатель упорно изучает приемы бокса. Тот скромный спортзал был единственным крытым залом в послевоенном Зеленогорске. Лишь после того, когда во дворе новой 445-й построили спортзал, относительно просторный, ребятня мало-помалу стала осваивать новое спортивное «сооружение», постепенно забывая уютный спортивный «домик» напротив четверки.

Но тогда, в далеком 50-м, мы были рады «крыши над головой», «козлу», шведской стенке, канату, подвешенному к потолку, и трем дермантиновым матам, на которых мы устраивали борцовские схватки и крутили сальто-мортале. Бокс Олега Опенкина был вне всякого конкурса. Добрую половину маленького зала занимали любители синяков и шишек. Всякое спортивное занятие начиналось с бега на полусогнутых, с прыжков кульбитом через голову товарища, а заканчивалось «стойкой на ушах». Все делали стойку на голове, прислонившись ногами к стенке. Несогласных подчиняться «регламенту» гнали из зала. Из всех приемов бокса, которыми обучил Олега следователь Шаповалов, а Олег, как эстафетную палочку, передал их нам, я освоил лишь один и, как показал случай, весьма успешно.

Случилось это в конце декабря 55-го года, за пару дней до новогодних праздников.

Поздно вечером начальник нашей ярославской авиационной военной спецшколы поднял шестьсот курсантов на ноги, построил во дворе школы, подогнал автомашины и приказал срочно доставить нас на вокзал Ярославль-главный (тогда - Всполье). Мороз под сорок, сопли на лету замерзают.

Через Ярославль на север гнали товарняк с рецидивистами. Задвинули его в тупик и большая часть охраны поспешила в кабак, промочить горло, согреться, да пощупать пухленьких девах из поварского общежития. Кто помог зэкам открыть один товарный вагон - лишь одному Богу известно. Зэки вырвались наружу, открыли остальные вагоны и толпа в три сотни озверелых мужиков остервенелой волной пошла громить все в округе. Нас привезли в помощь курсантам училища МВД и поставили задачу: загнать зэков в эшалон. Приказ - есть приказ и от него не улизнешь, как-никак - Советская армия.

Мы с приятелем из Питера заскочили в женское общежитие и налетели на двух здоровенных мужиков с кухонными ножами в руках. Вопрос жизни и смерти. Бежать нельзя - самолюбие не позволяет. Вот тут-то и пригодились уроки Олега Опенкина.

Короткий удар кулаком снизу крюком и мужик на полу. Второго вдвоем повязали без особого труда...

С Олегом Опенкиным встретились в конце шестидесятого, в пивнушке на Кондратьевском проспекте. Поступил парень в институт Лесгафта, одолел полтора курса и где-то, кому-то из милицейских чиновников сломал челюсть. Получил пять лет, отмантулил от звонка до звонка и оказался на улице. По существующим тогда советским законам, схлопотавший срок лишался жилья и оказывался на улице. Закон суров и немилосерден.

/ 4 января 2010 г. /

ДВА ПРИТОПА, ТРИ ПРИХЛОПА

Всякому должно быть ясно - тамадой не становятся, тамадой нужно родиться.

Иван Веселовский унаследовал от своих родителей веселый характер и способность свое веселье передавать другим. Так что когда Иван пристроился массовиком–затейником в только что открывшийся дом отдыха «Ленинградец», его родители и знакомые этому нисколько не удивились. «Если хочешь быть счастливым, будь им»,- повторила мать афоризм Козьмы Пруткова и благословила сына.

Дом отдыха «Ленинградец» в ту далекую пору своими успехами не щеголял и особым богатством среди первых послевоенных заведений подобного рода в городе не отличался, но то что он позволил себе завести массовика–затейника, как штатную должность, делало ему честь. Иван Веселовский свой хлеб в полной мере оправдывал. Но однажды он понял: в кладовой его неиссякаемых шуток показалось дно. Он стал повторяться, что для человека его профессии считается недопустимым.

Однажды вечером в ресторане «Жемчужина» он обратил внимание на белобрысого парня, который, перебирая пальцами клавиши старенького пианино, лихо наяривал одесскую «мясоедовскую» и пел весьма неплохо поставленным голосом. Пропустив пару глотков «московской», парень исполнил на финском, что-то очень веселое и задорное. Тамада пригласил парня к столу и за шкаликом водки сделал ему деловое предложение: дважды в неделю веселить отдыхающих «Ленинградца» своим талантом. Сошлись в цене и предложение было принято с небольшой поправкой: белобрысый парень, а это был мой старший братец, потребовал включить в свою команду еще двоих исполнителей.

В первую же субботу наше трио: брательник на ветхом потертом и поблекшем от сырости и времени пианино, его неразлучный дружок Олег Вакушев на скрипке и я, за неимением других талантов неистово колотивший в бубен, выдали отдыхающим свой первый концерт. Публика визжала от восторга и лихо отплясывала под нашу музы- ку непонятно какой танец.

Дни шли за днями, суббота за субботой мы выдавали свои разухабистые концерты, массовик-затейник как умел потешал публику, довольная публика платила нам громкими аплодисментами, а главный бухгалтер отстегивал, согласно соглашению, довольно скромные денежки без вычета на харчи, которые мы с удовольствием заглатывали.

За наш, насыщенный одесскими песенками репертуар, отдыхающие подвесили нам кликуху «одесские мальчики». Мы прозвище не оспаривали, даже напротив, свой репертуар, как могли пополняли новыми песенками и, даже – скабрезными шутками с одесского «Привоза». Заглатывая похвалы, тогда мы не могли себе представить какую злую шутку сыграет с нами это безобидное прозвище.

Однажды в субботу в самый разгар последнего вечера смены отдыхающих, в столовую, где мы лихо выдавали очередной куплет «мясоедовской», ворвались менты, повязали нас и, затолкав в «луноход», доставили на проспект Ленина под стеклянный купол городской ментовки. Всю ночь мы пытались определить: где, когда и какую статью Уголовного Кодекса мы переступили, потешая своими песенками питерского отдыхающего.

Утром нам предъявили чудовищное обвинение: групповое ограбление коммерческого магазина. Статья аховская, срок – до десяти.

В те времена и в Питере и, особенно, в его окрестностях, объявилась шайка воров, которая под кликухой «одесских» чистила провинциальные магазины. А поскольку наша музыкальная компашка, с легкой руки отдыхающих, носила прозвище «одесские мальчики», мы первыми попали под недремлющее око городской милиции.

Через неделю все прояснилось и мы благополучно выбрались на свободу. Наскоро посовещавшись, пришли к единодушному мнению, что концертную лавочку пора захлопнуть, дабы в следующий раз не вляпаться в какую-нибудь еще худшую историю.

А наш протеже, массовик-затейник, когда нас повязали менты, ухватив ноги в руки, слинял в неизвестном направлении, опасаясь, что и его пристягнут к нашей «одесской» компашке. С тех пор мы его больше никогда и нигде не встречали.

/ 10 января 2010 г. /

ГИМН САРАЙЧИКАМ

Если бы я был главой муниципального совета Зеленогорска или, на худой конец - депутатом этого совета, чтобы уравнять в правах дачника и «аборигена», без промедления внес бы предложение: рядом с «башмаками дачника» поставить деревянный сарайчик в миниатюре. И воплощение моего предложения в жизнь было бы справедливым и уравновешивающим отдыхающего дачника с местным жителем.

Правда, возможно у меня доисторические, «пещерные» взгляды, возможно я непоправимо отстал от нынешнего уровня жизни зеленогорцев, которые ради жалких копеек не торопятся ущемлять себя в удобствах, но в наше «допотопное» время к сарайчикам отношение было трепетным. Сарайчики пополняли скудный бюджет семьи, сарайчики служили нам жилищем, пока наши домишки занимали дачники, в сарайчиках мы проводили четвертую часть года, а потому относились к ним с большой любовью и заботой. Крышу весной покрывали рубероидом, стены оклеивали обоями, полы настилали половой доской. Вопреки запрету, проводили освещение. Словом, ухаживали за сарайчиками с любовью и старанием.

Иногда сарайчики делили на две половинки сплошной перегородкой. Одну занимали взрослые, вторую - молодняк. Молодняк, «отработав» на тацплощадке, поспешал к сарайчику. Порою жизнь в сарайчике продолжалась до утра...

Тот вечер выдался скверным, сырым и прохладным. Я с приятелем - местным «аборигеном» и парочка друзей с питерской Лиговки, распечатав свежую колоду карт, решили «махнуть» по деньгам. Через пару часов мой зеленогорский приятель продулся, что называется, в пух и прах. Продолжать игру ему дозволили, но поставили условие: если не повезет - раздевшись догола, совершит пробежку от магазина «четверки» до поворота на Театральную улицу и обратно. Хлопнули по рукам и пошли метать карту.

Через полчаса наш неудачник лениво снимал штаны, рубаху, трусишки и, в чем мать родила, помчался по означенному маршруту. Прошло десять минут, пятнадцать, неудачник в сарайчике не появлялся и это нас не на шутку взволновало. Минут через двадцать в сарай нагрянули менты. Сгребли нас, затолкали в «луноход» и поспешили под стеклянный колпак на проспект Ленина, в клетку, которую в народе называют «обезьянником». В старых ментовских штанах, стуча зубами, в камере нас поджидал бедолага проигравший.

Когда приятель, добежав до Театральной, пошел на разворот, его засекли менты, вынырнувшие с Кавалерийской. Голый парень, в полночь, на улице... Либо тронутый, либо- ограбили, решили менты и сгребли его для выяснения личности и странных обстоятельств. Если бы менты поймали нас на деньгах, концовка могла быть неприятной, но наш бедолага был нем как рыба и, продержав, до утра, менты дали нам под зад пинка и отпустили на все четыре стороны.

Еще одна история, связанная с сарайчиком, могла закончится для меня печально. Невеселый конец лишил бы меня возможности общаться с зеленогорским форумом и досаждать своими грустными рассказами городского обывателя, у которого сегодня наверняка много других забот, отличных от нашенских, «примитивных» и скромных.

Я взял себе за правило, возвращаясь в свою маленькую халупу на Васильевском острове из командировочных вояжей по стране, всякий раз отдавать «поклон» Зеленогорску.

Другими словами, заглянуть в город своего детства, пройтись по его улицам, заглянуть к кому-либо из знакомых, перекинуться свежими новостями, вспомнить старое житье-бытье.

В тот теплый июльский вечер, побродив по знакомым улицам, заглянул в последний дом на Госпитальной. Увы, мои давние знакомые покинули давно обжитый ими домишко и перебрались на Красных командиров. Ноги в руки и по свежему адресу. Приветливо встретила хозяйка - мать моего старого приятеля, с которым познавали науку в Ленинградском Индустриальном техникуме. Всегда, когда я появлялся у них в доме, любил поговорить с ней о всякой всячине. Она была хороша собой, умна и, с острым, хорошо подвешанным языком. Это качество для меня в то время было первостепенным.

Приятель давно перебрался в Питер, а красотка-мамаша с новым мужем обитала летом в сарайчике, который был в замечательном состоянии и разделен на три махонькие комнатки. Я извлек из саквояжа пару бутылок португальского коньяка, хозяйка поставила на стол свежую закусь и трапеза, вперемешку с воспоминаниями, затянулась далеко заполночь. Муж отправился на покой, а мы продолжали вспоминать старых знакомых и былые замечательные деньки. Конечно, нелегкие, конечно, порою каверзные, тем не менее - вспоминать о них всегда было делом приятным.

На часах было половина второго, я заглотнув последний стопарь, засобирался было на ночлег, в отведенную мне комнатушку, как друг распахнулась дверь и, с криками «ты еще здесь, сука!» в стельку пьяный, в одних трусах с пистолетом в правой руке, вывалился из своей халупы старый «отелло». Едва я успел отвести голову, как раздался выстрел. Пуля вылетела в распахнутую дверь, через Красных командиров и угодила в стекло дома, в котором жили Дризовские.

Позднее я узнал: «отелло» - бывший полковник милиции, пенсионер, самодур и большой ревнивец. К сарайчикам отношение у меня сохранилось: благоприятное и теплое, но на ночлег останавливаться в зеленогорских сарайчиках я, пожалуй, больше не рискну. Мою заявку на памятник сарайчикам прошу считать оформленной и, по возможности, воплотить ее в жизнь.

/ 27 февраля 2010 г. /

ИВОНИН

В сотне метров от того здания, где сегодня располагается администрация Зеленогорска и где верстальщица готовит к печати очередной номер «Петербургского Посада», чуть ближе к школе, стоял маленький неказистый домик. Даже не домик, а покосившаяся набок хижина, с подслеповатыми окнами, дырявой крышей и плитой, которая дымила так, что хоть святых выноси. И жил в этой халупе наш одноклассник Володя Ивонин. Странный парнишка: грязный, вечно взъерошенный, все пять уроков только тем и занимался, что ловил в своей рубахе насекомых. Запашек от него шел не из приятных. Потому-то он и занимал место в классе - далеко на «камчатке». Казалось, он не присутствует в классе и то, что происходит, никакого отношения к нему не имеет.

Но вот парадокс, всякий раз когда учитель: будь-то истории или математики, пытался застать его врасплох и обжечь на «горячем», он отвечал так, будто сидел на первой парте и заглядывал преподавателю в рот.

Однажды, классный руководитель 7 «б» Елизавета Васильевна Морухова собрала нас после уроков и сказала: «У Володи Ивонина положение катастрофическое. Отец, вернувшись с войны, окончательно ослеп, мать - неделями лежит, не вставая. Я предлагаю: всем классом оказать этой семье помощь».

Буквально на следующий день Людмила Григорьева, Евгения Мовчан и Заремба Кантор отправились в хижину наводить порядок: мыть полы, стирать тряпье, готовить еду.

Ребята починили дверь, вставили нормальные стекла и озадачились, когда после дождя сильно потекла крыша. Самые проворные на строй- площадке стащили пару рулонов рубироида и... крыша перестала течь. Возникла проблема дров. Женька Гусев решил ее по-своему. Собрал с носа по полтиннику, купил пару бутылок водки и отправился с горючим к вознице. Проблема была решена мгновенно. Подвипивший возница поспешил к бане на Конной. Затарил телегу дровами и нам оставалось, сложить дровишки в штабеля.

Шефство классом держали в течение всего учебного года. Володя пришел в себя, перестал гонять насекомых и, даже—перебрался с «камчатки» на переднюю парту.

Что с ним сталось потом, мне неведомо. 1952-м я поступил в Ленинградский Индустриальный техникум. Где он сейчас обитает, каких достиг вершин, увы - не знаю. Не ровен час по-прежнему проживает в Зеленогорске...

/ 7 января 2011 г. /

© Лев ЗАЙЦЕВ. Статьи написаны и любезно предоставлены автором специально для сайта terijoki.spb.ru.
©  Публикация terijoki.spb.ru, март 2009 г. - январь 2011 г. При перепечатке ссылка обязательна.

Читайте также воспоминания Льва Зайцева "Чухонец", Зеленогорск в конце 1940-х - начале 1950-х. "Голод не тетка" и другие рассказы.

Обсудить статью на форуме.

Последние комментарии:

27-11-2010 17:09 leo
Цитата:[[size=85]Великолепно. Со светлым мировоззрением, что немаловажно. Вот где пропадали таланты
Восстанавливаю (увы, не по памяти, а по своему аттес...

12-04-2010 21:05 Молчанов
[size=85]Великолепно. Со светлым мировоззрением, что немаловажно. Вот где пропадали таланты - хоть Ленин и писал, что, мол, капитализм душил таланты, но и коммунизм тоже того...
Восстанавливаю (увы, не по памяти, а по своему атт...

09-04-2009 22:59 abravo
Здесь обсуждаем рассказы Льва Зайцева об учебе, спорте и отдыхе в Зеленогорске конца 1940-х - начале 1950-х годов - http://terijoki.spb.ru/history/templ.php?page=lev_zaitcev-2&lang=ru .